Репрессировать разрешено всех!

Википедия дает формулировку, что 80 лет назад, 30 июля 1937 года, был подписан печально известный приказ НКВД № 00447, который давал возможность репрессировать не только партийное и военное руководство, но и любого жителя СССР. Таким образом, под ударом оказались буквально все, потому что границы категорий людей, которых рекомендовалось репрессировать, были слишком размытыми. А чекисты были рады угодить руководству и загребали «антисоветских элементов» широким бреднем.

Однако в моем личном распоряжении есть копия обвинительных документов на арест моего деда по линии моей матери, Ивана Агафоновича Карагоды, 1893 года рождения, который был репрессирован еще в 1932 году. Документы были получены по моему запросу из управления ФСБ по Краснодарскому краю. Они убеждают меня в том, что этот «широкий бредень» еще задолго до этого зловещего приказа загребал не только партийное и военное руководство страны, но и рядовых, ничем особо не отличавшихся, граждан. Нужно оговориться, что ранее, до установления Советской власти, мой дед относился к казачьему сословию, важной опоре монархии, и теоретически был опасным лицом. В ходе Гражданской войны казачьи области были главной силой «белого движения». Могла ли победившая «красная» сторона в то время во главе с таким руководителем, как И.В. Сталин, оставить белоказаков в покое? Конечно, нет.

Арестовать – это очень просто

Мой дед - уроженец и житель станицы Попутной. Будучи счетоводом колхоза «Красный борец», был арестован в ноябре 1932 года Отрадненским районным отделом ОГПУ (объединенное государственное политическое управление). Обвинялся в том, что «…проводил антисоветскую агитацию …». Постановлением Тройки при ОГПУ Северо-Кавказского края его осудили на 10 лет заключения в концентрационный лагерь.

Каждому нормальному человеку понятно, с какими тягостными чувствами я читала «дело» моего деда, зная, что это его последний приговор. Оно состояло всего лишь из четырех листов: анкета арестованного, протокол допроса обвиняемого, обвинительное заключение и выписка из протокола заседания Тройки при ОГПУ.

Даже неискушенному в юриспруденции бросается в глаза «состряпанность» документов этого совершенно бездоказательного дела. А ведь человеку дали 10 лет лишения свободы.

Обвинялся И.А. Карагода в том, что 1918-1919 году он принимал активное участие в белом движении, был добровольцем бело-партизанского отряда. Получив ранение, вернулся в станицу Попутную и включился в мирную жизнь.

Далее привожу дословно текст из обвинительного заключения.

«В 1932 году И.А. Карагода пролез (так и значится в тексте) в колхоз «Красный Борец» ст. Попутной на должность счетовода и занялся антисоветской агитацией, направленной против колхозного строительства и хлебозаготовительной кампании. Часто вел агитацию среди женщин-колхозниц. Карагода говорил, «Нужно не дать Государству ни одного фунта зерна. Советская власть ведет народ к гибели, хочет забрать хлеб и оставить людей голодными».

Свидетель гр-н (здесь фамилия затушевана управлением ФСБ) беспартийный, зампред колхоза «Красный Борец», в отношении антисоветской деятельности Карагода Ивана Агафоновича пояснил: в конторе колхоза «Красный Борец», Иван Карагода собирал группы колхозников и говорил: «Колхоз все равно развалится, хлеб заберут, и придется голодовать».

Карагода Иван Агафонович виновным себя не признал и в свое оправдание ничего существенного не показал.

Обвиняется в преступлении, предусмотренном ст. 58-10 -13 УК.

Следственное дело на гражданина Карагода Ивана Агафоновича направить для внесудебного рассмотрения в крайполиттройку при ПП ОГПУ СКК, предварительно согласовав с райпрокурором Отрадненского района.

Подписи:

Уполномоченный (подпись неразборчива).

Согласен: начальник райотделения (подпись неразборчива).

Утверждаю: замначальника ТОС ОГПУ (Матюшенко)».

Примечательно, что эти люди предусмотрительно, вероятнее всего, с прицелом обезопасить себя на будущее, ставили подписи так, что их было не разобрать.

Выписка из протокола заседания Тройки при ПП ОГПУ, небрежно отшлепанная на пишущей машинке, совсем короткая. Состояла из нескольких слов в разделе «Слушали», в Постановлении так же лаконично записано: «Карагода Ивана Агафоновича заключить в к/лагерь на ДЕСЯТЬ лет, считать срок с 16.11.1932 г. Направить в ОГПУ гор. Лодейное Поле».

Подпись: секретарь Тройки (подпись также неразборчива)».

Таким образом, внесудебный орган Советской власти, состоящий из начальника краевого ОГПУ, секретаря крайкома и прокурора края, выносили решение по уголовным делам. Нередко это делалось заочно, зачастую по сфабрикованным материалам уголовного дела, а то и просто по спискам, предоставленным «снизу».

Проводил ли мой дед в действительности антисоветскую агитацию или просто поплатился за то, что был белоказаком, теперь не узнаешь. Скорее всего, его мог просто оговорить заместитель председателя колхоза, которого в свою очередь могли вынудить дать свидетельские показания. Не думаю, что в такой атмосфере, имея троих детей, дед стал бы рисковать и заниматься подобной агитацией.

Обычно сталинским арестам способствовала система доносительства и стукачества, активно культивируемая руководством страны. Она носила характер массового психоза. В то жуткое время можно было стать «врагом народа» и получить срок, рассказав при доносчике анекдот, нечаянно уронить портрет вождя или даже случайно косо глянуть в сторону этого портрета. Также люди боялись ареста за недоносительство. Все это принимало абсурдные формы: люди доносили сами на себя, один человек мог оговорить несколько десятков ни в чем не повинных людей, а то и вовсе, в ожидании своего ареста, не выдержав, человек приходил в соответствующий орган и спрашивал, почему его не арестовали.

К доносительству активно привлекались и дети (хрестоматийный пример о Павлике Морозове).

То, что деда направили этапом в г. Лодейное Поле (там находилось одно из управлений соловецких лагерей), означает, что попал он в лагеря на Соловецких островах, именуемых «островом пыток и смерти». Условия содержания и изощренность пыток еще в то время были такими, что, по выражению правозащитницы Валерии Новодворской, «у гитлеровцев нет оснований задирать нос с их Освенцимом и Бухенвальдом».

Гитлеровцы отправляли другие европейские народы в концлагеря, а это свои издевались над своими. Мог ли мой дед, будучи на Соловках, остаться в живых?!

Семья врага народа

В вышеупомянутой «анкете арестованного» в последней графе записан состав семьи: жена Варвара Андреевна, 39 лет, сын Дмитрий, 12 лет, дочь Мария, 8 лет, дочь Надежда, 5 лет. С арестом деда семья получила клеймо «семья врага народа» с вытекающими отсюда последствиями.

1932 год. Надо учитывать, что свалилось не только на головы семьи Карагоды, но и всей страны. В эти годы, 1932-1933, в стране разразился невиданных масштабов голодомор, повлекший немыслимые человеческие жертвы, по разным подсчетам – от 2 до 8 миллионов человек. Есть много исследований и доказательств тому, что голод был организован руководством СССР во главе с И.В. Сталиным.

Не поддается осмыслению, как бабушка Варя с малолетними детьми смогла выжить при таких обстоятельствах. Однако семья сохранилась в полном составе!

Мама моя, Мария Ивановна, почти ничего не рассказывала об этом времени. Но я помню, как однажды, плача, она вспоминала, что в голод мама делала им лепешки из лебеды, и они пухли от голода. Но мне, воспитанной в условиях Советской власти, неинтересно было знать все детали о каком-то голоде, на уроках истории мы это не проходили. В наше сознание вкладывали, что у нас, советских детей, самое счастливое детство. Хотя детство мое было не особо радостным. В своей жизни я не знала ни бабушек, ни дедушек, ни со стороны отца, ни со стороны матери.

О судьбе родителей моего отца, Ивана Агеевича Пустоварова, мне ничего не известно, за исключением того, что они принадлежали к очень зажиточному казачьему роду, входившему в число первооснователей станицы Попутной. Скорее всего, дед погиб, сражаясь в Гражданскую на стороне белоказаков, а бабушка умерла задолго до моего рождения. До моего рождения умерла и бабушка Варя, в возрасте 57 лет.

В пятилетнем возрасте я потеряла моего замечательного отца. Мама всегда допоздна работала в полеводческой бригаде колхоза. Осталось в памяти то тягостное одиночество, когда я оставалась совсем одна в нетопленной хате, и от ощущения того, что никому не нужна, садилась на скамеечку у порога и подолгу плакала, засунув руки в рукава старого, залатанного пальто. Я еще долгое время ощущала свою неприкаянность из-за того, что у меня нет ни дедушки, ни бабушки и обо мне некому заботиться.

Мама практически ничего не рассказывала о деде, своем отце. Известны мне только скупые сведения, что был грамотным и служил писарем в казачьих войсках. Фотографий ни бабушки, ни дедушки не сохранилось. Где отбывал свой срок дед, возможно, они и сами не знали, так как многие заключенные лишались права переписки. Одним словом, был человек - и его не стало. Только однажды в старости, будучи уже тяжело больной, в помутненном сознании, мама стала вспоминать о том потрясении, как на «черном воронке» приехали забирать папу и как они, дети, втроем, цепляясь за него, кричали, а мужики в кожанках отшвыривали их, говоря: «Вон отсюда, щенята!»

Несмотря на лицемерное утверждение Сталина, что дети за отцов не отвечают, на местах четко соблюдали, если так выразиться, «статус» членов семьи врага народа и не забывали напомнить при каждом удобном случае.

Запомнился такой эпизод из рассказа мамы.

Молодость ее пришлась на годы войны. Впрочем, какая уж тут молодость? Освоив трактор «Фордзон», она, 17-летняя девчонка, маленькая и хрупкая, почти круглосуточно пахала колхозные поля – «Все для фронта, все для Победы!». Что такое «Фордзон», люди старшего поколения знают: незатейливый тракторишко на железных колесах и с таким же железным высоким сидением. Попробуй, порули на нем, в холодную погоду околеешь и всю душу вытрясешь. Но работала хорошо и всегда была в передовиках. После войны надо было развивать колхоз, на его правлении стали обсуждать, кого из толковых девчат направить учиться на курсы пасечников. Предложили и кандидатуру работящей Маньки Карагодихи, но сразу же послышались возгласы: «Так она ж дочка врага народа!» На курсы поехали другие, а она продолжила работать трактористкой, выполнять работу, которая под стать здоровому мужику. Зная, что не дадут ей ходу, она и не пыталась вырваться из колхоза, для нее путь в светлое будущее был закрыт.

Вовсе трагически сложилась судьба ее старшего брата Дмитрия и младшей сестры Нади.

Дмитрий погиб в боях при обороне Ленинграда. Его, как сына врага народа, холостого парня, призвали на войну не сразу, а только в конце 1942 года. А в январе 1944 года бабушка получила похоронку, вернее, извещение, что в боях под Колпино Дмитрий пропал без вести. Неизвестно, как было на самом деле, пропал без вести или убит. Но, думаю, что извещение с такой формулировкой направляли еще и с умыслом, чтобы не платить такой семье пенсию за погибшего.

Сестра Надя умерла в годы войны в 17-летнем возрасте от воспаления легких. Работая в колхозе, она искупалась в холодной воде пруда.

С наступлением мирного времени из всей семьи остались бабушка и моя мама.

Атмосферу страха, сложившуюся в сталинские годы, я, будучи ребенком, чувствовала и в 60- е годы. Хорошо запомнился такой случай, когда вечером, придя с работы, мама в разговоре с пришедшей к нам родной маминой тетей Соней стала приглушенным голосом возмущаться, какой сейчас хлеб пекут, наполовину с кукурузной мукой. Дескать, Никита (подразумевалось, Хрущев) совсем ополоумел со своей кукурузой! Тетя, насторожившись и притихнув, слушала ее с боязнью. Мама тут же отдернула занавеску от окна – не мелькнет ли фигура какого-нибудь сексота, подслушивавшего их разговор у окна. Страх не покидал людей даже тогда, когда Сталина уже не стало. Вдруг придут и заберут «под белы рученьки» даже при Хрущеве. Народ не сильно доверял и послесталинской власти. Хотя, к чести Н.С. Хрущева, он нашел в себе мужество осудить культ личности Сталина и сталинских репрессий, освободил политических заключенных (кто дожил до этих времен), ликвидировал ГУЛАГи, в целом ослабил тоталитарную власть.

Реабилитированным жертвам политических репрессий

Как бы в утешение в конверте из ФСБ вместе с так называемыми «материалами» на осужденного деда я получила и бумагу «Заключение в отношении Карагода И.А.». В нем сообщалось, что он подпадает под действие ст. 1 Указа Президиума Верховного СССР от 16.01.1989 г. «О дополнительных мерах по восстановлению справедливости в отношении жертв политических репрессий, имевших место в период 30-40-х и начала 50-х годов». Одним словом, мой дед реабилитирован. Но кто ответит за изломанные судьбы теперь уже трех поколений нашей семьи? Вопрос остается без ответа. Такой страшной истории и такой ужасной убийственной тирании вождя нет и не было ни у какого другого народа мира.

Репрессировать разрешено всех!

Википедия дает формулировку, что 80 лет назад, 30 июля 1937 года, был подписан печально известный приказ НКВД № 00447, который давал возможность репрессировать не только партийное и военное руководство, но и любого жителя СССР. Таким образом, под ударом оказались буквально все, потому что границы категорий людей, которых рекомендовалось репрессировать, были слишком размытыми. А чекисты были рады угодить руководству и загребали «антисоветских элементов» широким бреднем.

Однако в моем личном распоряжении есть копия обвинительных документов на арест моего деда по линии моей матери, Ивана Агафоновича Карагоды, 1893 года рождения, который был репрессирован еще в 1932 году. Документы были получены по моему запросу из управления ФСБ по Краснодарскому краю. Они убеждают меня в том, что этот «широкий бредень» еще задолго до этого зловещего приказа загребал не только партийное и военное руководство страны, но и рядовых, ничем особо не отличавшихся, граждан. Нужно оговориться, что ранее, до установления Советской власти, мой дед относился к казачьему сословию, важной опоре монархии, и теоретически был опасным лицом. В ходе Гражданской войны казачьи области были главной силой «белого движения». Могла ли победившая «красная» сторона в то время во главе с таким руководителем, как И.В. Сталин, оставить белоказаков в покое? Конечно, нет.

Арестовать – это очень просто

Мой дед - уроженец и житель станицы Попутной. Будучи счетоводом колхоза «Красный борец», был арестован в ноябре 1932 года Отрадненским районным отделом ОГПУ (объединенное государственное политическое управление). Обвинялся в том, что «…проводил антисоветскую агитацию …». Постановлением Тройки при ОГПУ Северо-Кавказского края его осудили на 10 лет заключения в концентрационный лагерь.

Каждому нормальному человеку понятно, с какими тягостными чувствами я читала «дело» моего деда, зная, что это его последний приговор. Оно состояло всего лишь из четырех листов: анкета арестованного, протокол допроса обвиняемого, обвинительное заключение и выписка из протокола заседания Тройки при ОГПУ.

Даже неискушенному в юриспруденции бросается в глаза «состряпанность» документов этого совершенно бездоказательного дела. А ведь человеку дали 10 лет лишения свободы.

Обвинялся И.А. Карагода в том, что 1918-1919 году он принимал активное участие в белом движении, был добровольцем бело-партизанского отряда. Получив ранение, вернулся в станицу Попутную и включился в мирную жизнь.

Далее привожу дословно текст из обвинительного заключения.

«В 1932 году И.А. Карагода пролез (так и значится в тексте) в колхоз «Красный Борец» ст. Попутной на должность счетовода и занялся антисоветской агитацией, направленной против колхозного строительства и хлебозаготовительной кампании. Часто вел агитацию среди женщин-колхозниц. Карагода говорил, «Нужно не дать Государству ни одного фунта зерна. Советская власть ведет народ к гибели, хочет забрать хлеб и оставить людей голодными».

Свидетель гр-н (здесь фамилия затушевана управлением ФСБ) беспартийный, зампред колхоза «Красный Борец», в отношении антисоветской деятельности Карагода Ивана Агафоновича пояснил: в конторе колхоза «Красный Борец», Иван Карагода собирал группы колхозников и говорил: «Колхоз все равно развалится, хлеб заберут, и придется голодовать».

Карагода Иван Агафонович виновным себя не признал и в свое оправдание ничего существенного не показал.

Обвиняется в преступлении, предусмотренном ст. 58-10 -13 УК.

Следственное дело на гражданина Карагода Ивана Агафоновича направить для внесудебного рассмотрения в крайполиттройку при ПП ОГПУ СКК, предварительно согласовав с райпрокурором Отрадненского района.

Подписи:

Уполномоченный (подпись неразборчива).

Согласен: начальник райотделения (подпись неразборчива).

Утверждаю: замначальника ТОС ОГПУ (Матюшенко)».

Примечательно, что эти люди предусмотрительно, вероятнее всего, с прицелом обезопасить себя на будущее, ставили подписи так, что их было не разобрать.

Выписка из протокола заседания Тройки при ПП ОГПУ, небрежно отшлепанная на пишущей машинке, совсем короткая. Состояла из нескольких слов в разделе «Слушали», в Постановлении так же лаконично записано: «Карагода Ивана Агафоновича заключить в к/лагерь на ДЕСЯТЬ лет, считать срок с 16.11.1932 г. Направить в ОГПУ гор. Лодейное Поле».

Подпись: секретарь Тройки (подпись также неразборчива)».

Таким образом, внесудебный орган Советской власти, состоящий из начальника краевого ОГПУ, секретаря крайкома и прокурора края, выносили решение по уголовным делам. Нередко это делалось заочно, зачастую по сфабрикованным материалам уголовного дела, а то и просто по спискам, предоставленным «снизу».

Проводил ли мой дед в действительности антисоветскую агитацию или просто поплатился за то, что был белоказаком, теперь не узнаешь. Скорее всего, его мог просто оговорить заместитель председателя колхоза, которого в свою очередь могли вынудить дать свидетельские показания. Не думаю, что в такой атмосфере, имея троих детей, дед стал бы рисковать и заниматься подобной агитацией.

Обычно сталинским арестам способствовала система доносительства и стукачества, активно культивируемая руководством страны. Она носила характер массового психоза. В то жуткое время можно было стать «врагом народа» и получить срок, рассказав при доносчике анекдот, нечаянно уронить портрет вождя или даже случайно косо глянуть в сторону этого портрета. Также люди боялись ареста за недоносительство. Все это принимало абсурдные формы: люди доносили сами на себя, один человек мог оговорить несколько десятков ни в чем не повинных людей, а то и вовсе, в ожидании своего ареста, не выдержав, человек приходил в соответствующий орган и спрашивал, почему его не арестовали.

К доносительству активно привлекались и дети (хрестоматийный пример о Павлике Морозове).

То, что деда направили этапом в г. Лодейное Поле (там находилось одно из управлений соловецких лагерей), означает, что попал он в лагеря на Соловецких островах, именуемых «островом пыток и смерти». Условия содержания и изощренность пыток еще в то время были такими, что, по выражению правозащитницы Валерии Новодворской, «у гитлеровцев нет оснований задирать нос с их Освенцимом и Бухенвальдом».

Гитлеровцы отправляли другие европейские народы в концлагеря, а это свои издевались над своими. Мог ли мой дед, будучи на Соловках, остаться в живых?!

Семья врага народа

В вышеупомянутой «анкете арестованного» в последней графе записан состав семьи: жена Варвара Андреевна, 39 лет, сын Дмитрий, 12 лет, дочь Мария, 8 лет, дочь Надежда, 5 лет. С арестом деда семья получила клеймо «семья врага народа» с вытекающими отсюда последствиями.

1932 год. Надо учитывать, что свалилось не только на головы семьи Карагоды, но и всей страны. В эти годы, 1932-1933, в стране разразился невиданных масштабов голодомор, повлекший немыслимые человеческие жертвы, по разным подсчетам – от 2 до 8 миллионов человек. Есть много исследований и доказательств тому, что голод был организован руководством СССР во главе с И.В. Сталиным.

Не поддается осмыслению, как бабушка Варя с малолетними детьми смогла выжить при таких обстоятельствах. Однако семья сохранилась в полном составе!

Мама моя, Мария Ивановна, почти ничего не рассказывала об этом времени. Но я помню, как однажды, плача, она вспоминала, что в голод мама делала им лепешки из лебеды, и они пухли от голода. Но мне, воспитанной в условиях Советской власти, неинтересно было знать все детали о каком-то голоде, на уроках истории мы это не проходили. В наше сознание вкладывали, что у нас, советских детей, самое счастливое детство. Хотя детство мое было не особо радостным. В своей жизни я не знала ни бабушек, ни дедушек, ни со стороны отца, ни со стороны матери.

О судьбе родителей моего отца, Ивана Агеевича Пустоварова, мне ничего не известно, за исключением того, что они принадлежали к очень зажиточному казачьему роду, входившему в число первооснователей станицы Попутной. Скорее всего, дед погиб, сражаясь в Гражданскую на стороне белоказаков, а бабушка умерла задолго до моего рождения. До моего рождения умерла и бабушка Варя, в возрасте 57 лет.

В пятилетнем возрасте я потеряла моего замечательного отца. Мама всегда допоздна работала в полеводческой бригаде колхоза. Осталось в памяти то тягостное одиночество, когда я оставалась совсем одна в нетопленной хате, и от ощущения того, что никому не нужна, садилась на скамеечку у порога и подолгу плакала, засунув руки в рукава старого, залатанного пальто. Я еще долгое время ощущала свою неприкаянность из-за того, что у меня нет ни дедушки, ни бабушки и обо мне некому заботиться.

Мама практически ничего не рассказывала о деде, своем отце. Известны мне только скупые сведения, что был грамотным и служил писарем в казачьих войсках. Фотографий ни бабушки, ни дедушки не сохранилось. Где отбывал свой срок дед, возможно, они и сами не знали, так как многие заключенные лишались права переписки. Одним словом, был человек - и его не стало. Только однажды в старости, будучи уже тяжело больной, в помутненном сознании, мама стала вспоминать о том потрясении, как на «черном воронке» приехали забирать папу и как они, дети, втроем, цепляясь за него, кричали, а мужики в кожанках отшвыривали их, говоря: «Вон отсюда, щенята!»

Несмотря на лицемерное утверждение Сталина, что дети за отцов не отвечают, на местах четко соблюдали, если так выразиться, «статус» членов семьи врага народа и не забывали напомнить при каждом удобном случае.

Запомнился такой эпизод из рассказа мамы.

Молодость ее пришлась на годы войны. Впрочем, какая уж тут молодость? Освоив трактор «Фордзон», она, 17-летняя девчонка, маленькая и хрупкая, почти круглосуточно пахала колхозные поля – «Все для фронта, все для Победы!». Что такое «Фордзон», люди старшего поколения знают: незатейливый тракторишко на железных колесах и с таким же железным высоким сидением. Попробуй, порули на нем, в холодную погоду околеешь и всю душу вытрясешь. Но работала хорошо и всегда была в передовиках. После войны надо было развивать колхоз, на его правлении стали обсуждать, кого из толковых девчат направить учиться на курсы пасечников. Предложили и кандидатуру работящей Маньки Карагодихи, но сразу же послышались возгласы: «Так она ж дочка врага народа!» На курсы поехали другие, а она продолжила работать трактористкой, выполнять работу, которая под стать здоровому мужику. Зная, что не дадут ей ходу, она и не пыталась вырваться из колхоза, для нее путь в светлое будущее был закрыт.

Вовсе трагически сложилась судьба ее старшего брата Дмитрия и младшей сестры Нади.

Дмитрий погиб в боях при обороне Ленинграда. Его, как сына врага народа, холостого парня, призвали на войну не сразу, а только в конце 1942 года. А в январе 1944 года бабушка получила похоронку, вернее, извещение, что в боях под Колпино Дмитрий пропал без вести. Неизвестно, как было на самом деле, пропал без вести или убит. Но, думаю, что извещение с такой формулировкой направляли еще и с умыслом, чтобы не платить такой семье пенсию за погибшего.

Сестра Надя умерла в годы войны в 17-летнем возрасте от воспаления легких. Работая в колхозе, она искупалась в холодной воде пруда.

С наступлением мирного времени из всей семьи остались бабушка и моя мама.

Атмосферу страха, сложившуюся в сталинские годы, я, будучи ребенком, чувствовала и в 60- е годы. Хорошо запомнился такой случай, когда вечером, придя с работы, мама в разговоре с пришедшей к нам родной маминой тетей Соней стала приглушенным голосом возмущаться, какой сейчас хлеб пекут, наполовину с кукурузной мукой. Дескать, Никита (подразумевалось, Хрущев) совсем ополоумел со своей кукурузой! Тетя, насторожившись и притихнув, слушала ее с боязнью. Мама тут же отдернула занавеску от окна – не мелькнет ли фигура какого-нибудь сексота, подслушивавшего их разговор у окна. Страх не покидал людей даже тогда, когда Сталина уже не стало. Вдруг придут и заберут «под белы рученьки» даже при Хрущеве. Народ не сильно доверял и послесталинской власти. Хотя, к чести Н.С. Хрущева, он нашел в себе мужество осудить культ личности Сталина и сталинских репрессий, освободил политических заключенных (кто дожил до этих времен), ликвидировал ГУЛАГи, в целом ослабил тоталитарную власть.

Реабилитированным жертвам политических репрессий

Как бы в утешение в конверте из ФСБ вместе с так называемыми «материалами» на осужденного деда я получила и бумагу «Заключение в отношении Карагода И.А.». В нем сообщалось, что он подпадает под действие ст. 1 Указа Президиума Верховного СССР от 16.01.1989 г. «О дополнительных мерах по восстановлению справедливости в отношении жертв политических репрессий, имевших место в период 30-40-х и начала 50-х годов». Одним словом, мой дед реабилитирован. Но кто ответит за изломанные судьбы теперь уже трех поколений нашей семьи? Вопрос остается без ответа. Такой страшной истории и такой ужасной убийственной тирании вождя нет и не было ни у какого другого народа мира.

Репрессировать разрешено всех!

Википедия дает формулировку, что 80 лет назад, 30 июля 1937 года, был подписан печально известный приказ НКВД № 00447, который давал возможность репрессировать не только партийное и военное руководство, но и любого жителя СССР. Таким образом, под ударом оказались буквально все, потому что границы категорий людей, которых рекомендовалось репрессировать, были слишком размытыми. А чекисты были рады угодить руководству и загребали «антисоветских элементов» широким бреднем.

Однако в моем личном распоряжении есть копия обвинительных документов на арест моего деда по линии моей матери, Ивана Агафоновича Карагоды, 1893 года рождения, который был репрессирован еще в 1932 году. Документы были получены по моему запросу из управления ФСБ по Краснодарскому краю. Они убеждают меня в том, что этот «широкий бредень» еще задолго до этого зловещего приказа загребал не только партийное и военное руководство страны, но и рядовых, ничем особо не отличавшихся, граждан. Нужно оговориться, что ранее, до установления Советской власти, мой дед относился к казачьему сословию, важной опоре монархии, и теоретически был опасным лицом. В ходе Гражданской войны казачьи области были главной силой «белого движения». Могла ли победившая «красная» сторона в то время во главе с таким руководителем, как И.В. Сталин, оставить белоказаков в покое? Конечно, нет.

Арестовать – это очень просто

Мой дед - уроженец и житель станицы Попутной. Будучи счетоводом колхоза «Красный борец», был арестован в ноябре 1932 года Отрадненским районным отделом ОГПУ (объединенное государственное политическое управление). Обвинялся в том, что «…проводил антисоветскую агитацию …». Постановлением Тройки при ОГПУ Северо-Кавказского края его осудили на 10 лет заключения в концентрационный лагерь.

Каждому нормальному человеку понятно, с какими тягостными чувствами я читала «дело» моего деда, зная, что это его последний приговор. Оно состояло всего лишь из четырех листов: анкета арестованного, протокол допроса обвиняемого, обвинительное заключение и выписка из протокола заседания Тройки при ОГПУ.

Даже неискушенному в юриспруденции бросается в глаза «состряпанность» документов этого совершенно бездоказательного дела. А ведь человеку дали 10 лет лишения свободы.

Обвинялся И.А. Карагода в том, что 1918-1919 году он принимал активное участие в белом движении, был добровольцем бело-партизанского отряда. Получив ранение, вернулся в станицу Попутную и включился в мирную жизнь.

Далее привожу дословно текст из обвинительного заключения.

«В 1932 году И.А. Карагода пролез (так и значится в тексте) в колхоз «Красный Борец» ст. Попутной на должность счетовода и занялся антисоветской агитацией, направленной против колхозного строительства и хлебозаготовительной кампании. Часто вел агитацию среди женщин-колхозниц. Карагода говорил, «Нужно не дать Государству ни одного фунта зерна. Советская власть ведет народ к гибели, хочет забрать хлеб и оставить людей голодными».

Свидетель гр-н (здесь фамилия затушевана управлением ФСБ) беспартийный, зампред колхоза «Красный Борец», в отношении антисоветской деятельности Карагода Ивана Агафоновича пояснил: в конторе колхоза «Красный Борец», Иван Карагода собирал группы колхозников и говорил: «Колхоз все равно развалится, хлеб заберут, и придется голодовать».

Карагода Иван Агафонович виновным себя не признал и в свое оправдание ничего существенного не показал.

Обвиняется в преступлении, предусмотренном ст. 58-10 -13 УК.

Следственное дело на гражданина Карагода Ивана Агафоновича направить для внесудебного рассмотрения в крайполиттройку при ПП ОГПУ СКК, предварительно согласовав с райпрокурором Отрадненского района.

Подписи:

Уполномоченный (подпись неразборчива).

Согласен: начальник райотделения (подпись неразборчива).

Утверждаю: замначальника ТОС ОГПУ (Матюшенко)».

Примечательно, что эти люди предусмотрительно, вероятнее всего, с прицелом обезопасить себя на будущее, ставили подписи так, что их было не разобрать.

Выписка из протокола заседания Тройки при ПП ОГПУ, небрежно отшлепанная на пишущей машинке, совсем короткая. Состояла из нескольких слов в разделе «Слушали», в Постановлении так же лаконично записано: «Карагода Ивана Агафоновича заключить в к/лагерь на ДЕСЯТЬ лет, считать срок с 16.11.1932 г. Направить в ОГПУ гор. Лодейное Поле».

Подпись: секретарь Тройки (подпись также неразборчива)».

Таким образом, внесудебный орган Советской власти, состоящий из начальника краевого ОГПУ, секретаря крайкома и прокурора края, выносили решение по уголовным делам. Нередко это делалось заочно, зачастую по сфабрикованным материалам уголовного дела, а то и просто по спискам, предоставленным «снизу».

Проводил ли мой дед в действительности антисоветскую агитацию или просто поплатился за то, что был белоказаком, теперь не узнаешь. Скорее всего, его мог просто оговорить заместитель председателя колхоза, которого в свою очередь могли вынудить дать свидетельские показания. Не думаю, что в такой атмосфере, имея троих детей, дед стал бы рисковать и заниматься подобной агитацией.

Обычно сталинским арестам способствовала система доносительства и стукачества, активно культивируемая руководством страны. Она носила характер массового психоза. В то жуткое время можно было стать «врагом народа» и получить срок, рассказав при доносчике анекдот, нечаянно уронить портрет вождя или даже случайно косо глянуть в сторону этого портрета. Также люди боялись ареста за недоносительство. Все это принимало абсурдные формы: люди доносили сами на себя, один человек мог оговорить несколько десятков ни в чем не повинных людей, а то и вовсе, в ожидании своего ареста, не выдержав, человек приходил в соответствующий орган и спрашивал, почему его не арестовали.

К доносительству активно привлекались и дети (хрестоматийный пример о Павлике Морозове).

То, что деда направили этапом в г. Лодейное Поле (там находилось одно из управлений соловецких лагерей), означает, что попал он в лагеря на Соловецких островах, именуемых «островом пыток и смерти». Условия содержания и изощренность пыток еще в то время были такими, что, по выражению правозащитницы Валерии Новодворской, «у гитлеровцев нет оснований задирать нос с их Освенцимом и Бухенвальдом».

Гитлеровцы отправляли другие европейские народы в концлагеря, а это свои издевались над своими. Мог ли мой дед, будучи на Соловках, остаться в живых?!

Семья врага народа

В вышеупомянутой «анкете арестованного» в последней графе записан состав семьи: жена Варвара Андреевна, 39 лет, сын Дмитрий, 12 лет, дочь Мария, 8 лет, дочь Надежда, 5 лет. С арестом деда семья получила клеймо «семья врага народа» с вытекающими отсюда последствиями.

1932 год. Надо учитывать, что свалилось не только на головы семьи Карагоды, но и всей страны. В эти годы, 1932-1933, в стране разразился невиданных масштабов голодомор, повлекший немыслимые человеческие жертвы, по разным подсчетам – от 2 до 8 миллионов человек. Есть много исследований и доказательств тому, что голод был организован руководством СССР во главе с И.В. Сталиным.

Не поддается осмыслению, как бабушка Варя с малолетними детьми смогла выжить при таких обстоятельствах. Однако семья сохранилась в полном составе!

Мама моя, Мария Ивановна, почти ничего не рассказывала об этом времени. Но я помню, как однажды, плача, она вспоминала, что в голод мама делала им лепешки из лебеды, и они пухли от голода. Но мне, воспитанной в условиях Советской власти, неинтересно было знать все детали о каком-то голоде, на уроках истории мы это не проходили. В наше сознание вкладывали, что у нас, советских детей, самое счастливое детство. Хотя детство мое было не особо радостным. В своей жизни я не знала ни бабушек, ни дедушек, ни со стороны отца, ни со стороны матери.

О судьбе родителей моего отца, Ивана Агеевича Пустоварова, мне ничего не известно, за исключением того, что они принадлежали к очень зажиточному казачьему роду, входившему в число первооснователей станицы Попутной. Скорее всего, дед погиб, сражаясь в Гражданскую на стороне белоказаков, а бабушка умерла задолго до моего рождения. До моего рождения умерла и бабушка Варя, в возрасте 57 лет.

В пятилетнем возрасте я потеряла моего замечательного отца. Мама всегда допоздна работала в полеводческой бригаде колхоза. Осталось в памяти то тягостное одиночество, когда я оставалась совсем одна в нетопленной хате, и от ощущения того, что никому не нужна, садилась на скамеечку у порога и подолгу плакала, засунув руки в рукава старого, залатанного пальто. Я еще долгое время ощущала свою неприкаянность из-за того, что у меня нет ни дедушки, ни бабушки и обо мне некому заботиться.

Мама практически ничего не рассказывала о деде, своем отце. Известны мне только скупые сведения, что был грамотным и служил писарем в казачьих войсках. Фотографий ни бабушки, ни дедушки не сохранилось. Где отбывал свой срок дед, возможно, они и сами не знали, так как многие заключенные лишались права переписки. Одним словом, был человек - и его не стало. Только однажды в старости, будучи уже тяжело больной, в помутненном сознании, мама стала вспоминать о том потрясении, как на «черном воронке» приехали забирать папу и как они, дети, втроем, цепляясь за него, кричали, а мужики в кожанках отшвыривали их, говоря: «Вон отсюда, щенята!»

Несмотря на лицемерное утверждение Сталина, что дети за отцов не отвечают, на местах четко соблюдали, если так выразиться, «статус» членов семьи врага народа и не забывали напомнить при каждом удобном случае.

Запомнился такой эпизод из рассказа мамы.

Молодость ее пришлась на годы войны. Впрочем, какая уж тут молодость? Освоив трактор «Фордзон», она, 17-летняя девчонка, маленькая и хрупкая, почти круглосуточно пахала колхозные поля – «Все для фронта, все для Победы!». Что такое «Фордзон», люди старшего поколения знают: незатейливый тракторишко на железных колесах и с таким же железным высоким сидением. Попробуй, порули на нем, в холодную погоду околеешь и всю душу вытрясешь. Но работала хорошо и всегда была в передовиках. После войны надо было развивать колхоз, на его правлении стали обсуждать, кого из толковых девчат направить учиться на курсы пасечников. Предложили и кандидатуру работящей Маньки Карагодихи, но сразу же послышались возгласы: «Так она ж дочка врага народа!» На курсы поехали другие, а она продолжила работать трактористкой, выполнять работу, которая под стать здоровому мужику. Зная, что не дадут ей ходу, она и не пыталась вырваться из колхоза, для нее путь в светлое будущее был закрыт.

Вовсе трагически сложилась судьба ее старшего брата Дмитрия и младшей сестры Нади.

Дмитрий погиб в боях при обороне Ленинграда. Его, как сына врага народа, холостого парня, призвали на войну не сразу, а только в конце 1942 года. А в январе 1944 года бабушка получила похоронку, вернее, извещение, что в боях под Колпино Дмитрий пропал без вести. Неизвестно, как было на самом деле, пропал без вести или убит. Но, думаю, что извещение с такой формулировкой направляли еще и с умыслом, чтобы не платить такой семье пенсию за погибшего.

Сестра Надя умерла в годы войны в 17-летнем возрасте от воспаления легких. Работая в колхозе, она искупалась в холодной воде пруда.

С наступлением мирного времени из всей семьи остались бабушка и моя мама.

Атмосферу страха, сложившуюся в сталинские годы, я, будучи ребенком, чувствовала и в 60- е годы. Хорошо запомнился такой случай, когда вечером, придя с работы, мама в разговоре с пришедшей к нам родной маминой тетей Соней стала приглушенным голосом возмущаться, какой сейчас хлеб пекут, наполовину с кукурузной мукой. Дескать, Никита (подразумевалось, Хрущев) совсем ополоумел со своей кукурузой! Тетя, насторожившись и притихнув, слушала ее с боязнью. Мама тут же отдернула занавеску от окна – не мелькнет ли фигура какого-нибудь сексота, подслушивавшего их разговор у окна. Страх не покидал людей даже тогда, когда Сталина уже не стало. Вдруг придут и заберут «под белы рученьки» даже при Хрущеве. Народ не сильно доверял и послесталинской власти. Хотя, к чести Н.С. Хрущева, он нашел в себе мужество осудить культ личности Сталина и сталинских репрессий, освободил политических заключенных (кто дожил до этих времен), ликвидировал ГУЛАГи, в целом ослабил тоталитарную власть.

Реабилитированным жертвам политических репрессий

Как бы в утешение в конверте из ФСБ вместе с так называемыми «материалами» на осужденного деда я получила и бумагу «Заключение в отношении Карагода И.А.». В нем сообщалось, что он подпадает под действие ст. 1 Указа Президиума Верховного СССР от 16.01.1989 г. «О дополнительных мерах по восстановлению справедливости в отношении жертв политических репрессий, имевших место в период 30-40-х и начала 50-х годов». Одним словом, мой дед реабилитирован. Но кто ответит за изломанные судьбы теперь уже трех поколений нашей семьи? Вопрос остается без ответа. Такой страшной истории и такой ужасной убийственной тирании вождя нет и не было ни у какого другого народа мира.

Репрессировать разрешено всех!

Википедия дает формулировку, что 80 лет назад, 30 июля 1937 года, был подписан печально известный приказ НКВД № 00447, который давал возможность репрессировать не только партийное и военное руководство, но и любого жителя СССР. Таким образом, под ударом оказались буквально все, потому что границы категорий людей, которых рекомендовалось репрессировать, были слишком размытыми. А чекисты были рады угодить руководству и загребали «антисоветских элементов» широким бреднем.

Однако в моем личном распоряжении есть копия обвинительных документов на арест моего деда по линии моей матери, Ивана Агафоновича Карагоды, 1893 года рождения, который был репрессирован еще в 1932 году. Документы были получены по моему запросу из управления ФСБ по Краснодарскому краю. Они убеждают меня в том, что этот «широкий бредень» еще задолго до этого зловещего приказа загребал не только партийное и военное руководство страны, но и рядовых, ничем особо не отличавшихся, граждан. Нужно оговориться, что ранее, до установления Советской власти, мой дед относился к казачьему сословию, важной опоре монархии, и теоретически был опасным лицом. В ходе Гражданской войны казачьи области были главной силой «белого движения». Могла ли победившая «красная» сторона в то время во главе с таким руководителем, как И.В. Сталин, оставить белоказаков в покое? Конечно, нет.

Арестовать – это очень просто

Мой дед - уроженец и житель станицы Попутной. Будучи счетоводом колхоза «Красный борец», был арестован в ноябре 1932 года Отрадненским районным отделом ОГПУ (объединенное государственное политическое управление). Обвинялся в том, что «…проводил антисоветскую агитацию …». Постановлением Тройки при ОГПУ Северо-Кавказского края его осудили на 10 лет заключения в концентрационный лагерь.

Каждому нормальному человеку понятно, с какими тягостными чувствами я читала «дело» моего деда, зная, что это его последний приговор. Оно состояло всего лишь из четырех листов: анкета арестованного, протокол допроса обвиняемого, обвинительное заключение и выписка из протокола заседания Тройки при ОГПУ.

Даже неискушенному в юриспруденции бросается в глаза «состряпанность» документов этого совершенно бездоказательного дела. А ведь человеку дали 10 лет лишения свободы.

Обвинялся И.А. Карагода в том, что 1918-1919 году он принимал активное участие в белом движении, был добровольцем бело-партизанского отряда. Получив ранение, вернулся в станицу Попутную и включился в мирную жизнь.

Далее привожу дословно текст из обвинительного заключения.

«В 1932 году И.А. Карагода пролез (так и значится в тексте) в колхоз «Красный Борец» ст. Попутной на должность счетовода и занялся антисоветской агитацией, направленной против колхозного строительства и хлебозаготовительной кампании. Часто вел агитацию среди женщин-колхозниц. Карагода говорил, «Нужно не дать Государству ни одного фунта зерна. Советская власть ведет народ к гибели, хочет забрать хлеб и оставить людей голодными».

Свидетель гр-н (здесь фамилия затушевана управлением ФСБ) беспартийный, зампред колхоза «Красный Борец», в отношении антисоветской деятельности Карагода Ивана Агафоновича пояснил: в конторе колхоза «Красный Борец», Иван Карагода собирал группы колхозников и говорил: «Колхоз все равно развалится, хлеб заберут, и придется голодовать».

Карагода Иван Агафонович виновным себя не признал и в свое оправдание ничего существенного не показал.

Обвиняется в преступлении, предусмотренном ст. 58-10 -13 УК.

Следственное дело на гражданина Карагода Ивана Агафоновича направить для внесудебного рассмотрения в крайполиттройку при ПП ОГПУ СКК, предварительно согласовав с райпрокурором Отрадненского района.

Подписи:

Уполномоченный (подпись неразборчива).

Согласен: начальник райотделения (подпись неразборчива).

Утверждаю: замначальника ТОС ОГПУ (Матюшенко)».

Примечательно, что эти люди предусмотрительно, вероятнее всего, с прицелом обезопасить себя на будущее, ставили подписи так, что их было не разобрать.

Выписка из протокола заседания Тройки при ПП ОГПУ, небрежно отшлепанная на пишущей машинке, совсем короткая. Состояла из нескольких слов в разделе «Слушали», в Постановлении так же лаконично записано: «Карагода Ивана Агафоновича заключить в к/лагерь на ДЕСЯТЬ лет, считать срок с 16.11.1932 г. Направить в ОГПУ гор. Лодейное Поле».

Подпись: секретарь Тройки (подпись также неразборчива)».

Таким образом, внесудебный орган Советской власти, состоящий из начальника краевого ОГПУ, секретаря крайкома и прокурора края, выносили решение по уголовным делам. Нередко это делалось заочно, зачастую по сфабрикованным материалам уголовного дела, а то и просто по спискам, предоставленным «снизу».

Проводил ли мой дед в действительности антисоветскую агитацию или просто поплатился за то, что был белоказаком, теперь не узнаешь. Скорее всего, его мог просто оговорить заместитель председателя колхоза, которого в свою очередь могли вынудить дать свидетельские показания. Не думаю, что в такой атмосфере, имея троих детей, дед стал бы рисковать и заниматься подобной агитацией.

Обычно сталинским арестам способствовала система доносительства и стукачества, активно культивируемая руководством страны. Она носила характер массового психоза. В то жуткое время можно было стать «врагом народа» и получить срок, рассказав при доносчике анекдот, нечаянно уронить портрет вождя или даже случайно косо глянуть в сторону этого портрета. Также люди боялись ареста за недоносительство. Все это принимало абсурдные формы: люди доносили сами на себя, один человек мог оговорить несколько десятков ни в чем не повинных людей, а то и вовсе, в ожидании своего ареста, не выдержав, человек приходил в соответствующий орган и спрашивал, почему его не арестовали.

К доносительству активно привлекались и дети (хрестоматийный пример о Павлике Морозове).

То, что деда направили этапом в г. Лодейное Поле (там находилось одно из управлений соловецких лагерей), означает, что попал он в лагеря на Соловецких островах, именуемых «островом пыток и смерти». Условия содержания и изощренность пыток еще в то время были такими, что, по выражению правозащитницы Валерии Новодворской, «у гитлеровцев нет оснований задирать нос с их Освенцимом и Бухенвальдом».

Гитлеровцы отправляли другие европейские народы в концлагеря, а это свои издевались над своими. Мог ли мой дед, будучи на Соловках, остаться в живых?!

Семья врага народа

В вышеупомянутой «анкете арестованного» в последней графе записан состав семьи: жена Варвара Андреевна, 39 лет, сын Дмитрий, 12 лет, дочь Мария, 8 лет, дочь Надежда, 5 лет. С арестом деда семья получила клеймо «семья врага народа» с вытекающими отсюда последствиями.

1932 год. Надо учитывать, что свалилось не только на головы семьи Карагоды, но и всей страны. В эти годы, 1932-1933, в стране разразился невиданных масштабов голодомор, повлекший немыслимые человеческие жертвы, по разным подсчетам – от 2 до 8 миллионов человек. Есть много исследований и доказательств тому, что голод был организован руководством СССР во главе с И.В. Сталиным.

Не поддается осмыслению, как бабушка Варя с малолетними детьми смогла выжить при таких обстоятельствах. Однако семья сохранилась в полном составе!

Мама моя, Мария Ивановна, почти ничего не рассказывала об этом времени. Но я помню, как однажды, плача, она вспоминала, что в голод мама делала им лепешки из лебеды, и они пухли от голода. Но мне, воспитанной в условиях Советской власти, неинтересно было знать все детали о каком-то голоде, на уроках истории мы это не проходили. В наше сознание вкладывали, что у нас, советских детей, самое счастливое детство. Хотя детство мое было не особо радостным. В своей жизни я не знала ни бабушек, ни дедушек, ни со стороны отца, ни со стороны матери.

О судьбе родителей моего отца, Ивана Агеевича Пустоварова, мне ничего не известно, за исключением того, что они принадлежали к очень зажиточному казачьему роду, входившему в число первооснователей станицы Попутной. Скорее всего, дед погиб, сражаясь в Гражданскую на стороне белоказаков, а бабушка умерла задолго до моего рождения. До моего рождения умерла и бабушка Варя, в возрасте 57 лет.

В пятилетнем возрасте я потеряла моего замечательного отца. Мама всегда допоздна работала в полеводческой бригаде колхоза. Осталось в памяти то тягостное одиночество, когда я оставалась совсем одна в нетопленной хате, и от ощущения того, что никому не нужна, садилась на скамеечку у порога и подолгу плакала, засунув руки в рукава старого, залатанного пальто. Я еще долгое время ощущала свою неприкаянность из-за того, что у меня нет ни дедушки, ни бабушки и обо мне некому заботиться.

Мама практически ничего не рассказывала о деде, своем отце. Известны мне только скупые сведения, что был грамотным и служил писарем в казачьих войсках. Фотографий ни бабушки, ни дедушки не сохранилось. Где отбывал свой срок дед, возможно, они и сами не знали, так как многие заключенные лишались права переписки. Одним словом, был человек - и его не стало. Только однажды в старости, будучи уже тяжело больной, в помутненном сознании, мама стала вспоминать о том потрясении, как на «черном воронке» приехали забирать папу и как они, дети, втроем, цепляясь за него, кричали, а мужики в кожанках отшвыривали их, говоря: «Вон отсюда, щенята!»

Несмотря на лицемерное утверждение Сталина, что дети за отцов не отвечают, на местах четко соблюдали, если так выразиться, «статус» членов семьи врага народа и не забывали напомнить при каждом удобном случае.

Запомнился такой эпизод из рассказа мамы.

Молодость ее пришлась на годы войны. Впрочем, какая уж тут молодость? Освоив трактор «Фордзон», она, 17-летняя девчонка, маленькая и хрупкая, почти круглосуточно пахала колхозные поля – «Все для фронта, все для Победы!». Что такое «Фордзон», люди старшего поколения знают: незатейливый тракторишко на железных колесах и с таким же железным высоким сидением. Попробуй, порули на нем, в холодную погоду околеешь и всю душу вытрясешь. Но работала хорошо и всегда была в передовиках. После войны надо было развивать колхоз, на его правлении стали обсуждать, кого из толковых девчат направить учиться на курсы пасечников. Предложили и кандидатуру работящей Маньки Карагодихи, но сразу же послышались возгласы: «Так она ж дочка врага народа!» На курсы поехали другие, а она продолжила работать трактористкой, выполнять работу, которая под стать здоровому мужику. Зная, что не дадут ей ходу, она и не пыталась вырваться из колхоза, для нее путь в светлое будущее был закрыт.

Вовсе трагически сложилась судьба ее старшего брата Дмитрия и младшей сестры Нади.

Дмитрий погиб в боях при обороне Ленинграда. Его, как сына врага народа, холостого парня, призвали на войну не сразу, а только в конце 1942 года. А в январе 1944 года бабушка получила похоронку, вернее, извещение, что в боях под Колпино Дмитрий пропал без вести. Неизвестно, как было на самом деле, пропал без вести или убит. Но, думаю, что извещение с такой формулировкой направляли еще и с умыслом, чтобы не платить такой семье пенсию за погибшего.

Сестра Надя умерла в годы войны в 17-летнем возрасте от воспаления легких. Работая в колхозе, она искупалась в холодной воде пруда.

С наступлением мирного времени из всей семьи остались бабушка и моя мама.

Атмосферу страха, сложившуюся в сталинские годы, я, будучи ребенком, чувствовала и в 60- е годы. Хорошо запомнился такой случай, когда вечером, придя с работы, мама в разговоре с пришедшей к нам родной маминой тетей Соней стала приглушенным голосом возмущаться, какой сейчас хлеб пекут, наполовину с кукурузной мукой. Дескать, Никита (подразумевалось, Хрущев) совсем ополоумел со своей кукурузой! Тетя, насторожившись и притихнув, слушала ее с боязнью. Мама тут же отдернула занавеску от окна – не мелькнет ли фигура какого-нибудь сексота, подслушивавшего их разговор у окна. Страх не покидал людей даже тогда, когда Сталина уже не стало. Вдруг придут и заберут «под белы рученьки» даже при Хрущеве. Народ не сильно доверял и послесталинской власти. Хотя, к чести Н.С. Хрущева, он нашел в себе мужество осудить культ личности Сталина и сталинских репрессий, освободил политических заключенных (кто дожил до этих времен), ликвидировал ГУЛАГи, в целом ослабил тоталитарную власть.

Реабилитированным жертвам политических репрессий

Как бы в утешение в конверте из ФСБ вместе с так называемыми «материалами» на осужденного деда я получила и бумагу «Заключение в отношении Карагода И.А.». В нем сообщалось, что он подпадает под действие ст. 1 Указа Президиума Верховного СССР от 16.01.1989 г. «О дополнительных мерах по восстановлению справедливости в отношении жертв политических репрессий, имевших место в период 30-40-х и начала 50-х годов». Одним словом, мой дед реабилитирован. Но кто ответит за изломанные судьбы теперь уже трех поколений нашей семьи? Вопрос остается без ответа. Такой страшной истории и такой ужасной убийственной тирании вождя нет и не было ни у какого другого народа мира.