Сельская жизнь
Сайт общественно-политической газеты Отрадненского района Краснодарского края
Газета издается с 10 сентября 1930 г.
$ 92.01 € 98.71
       
 
Новости

Годы сороковые - далекие и незабываемые

Дата публикации: 21.01.2016

Наша редакция всегда по-особенному трогательно относится к воспоминаниям земляков, и не важно, где они сейчас проживают: на территории района или далеко за его пределами, самое главное, что в их сердцах малая родина заняла значительное место, они помнят то время, когда жили и трудились на просторах отрадненской земли.

Именно из таких воспоминаний и складывается истинная летопись истории района, которую мы с вами должны не только знать, но и, бережно сохранив, передать будущим поколениям.

Письмо от Валентины Ивановны Росликовой из г. Хабаровска тому подтверждение.

Шел 1941 год. Я окончила третий класс на Кубани, в ст. Отрадной, что расположена в юго-восточной части Краснодарского края. Неповторимую красоту этой станице придавали спокойные живописные пейзажи северного склона предгорий главного Кавказского хребта.

В то время центральная часть райцентра была электро- и радиофицирована, а жителям окраин всё также, по старинке, приходилось пользоваться керосиновыми лампами или стерженьками из ваты, помещенными в подсолнечное масло.

Мы всегда с нетерпением ждали каникул, потому что знали, что наш любимый учитель П.М. Голушко обязательно проведёт для нас интересные экскурсии по окрестностям станицы. Петр Митрофанович был большим знатоком природы и старался любовь к ней привить и нам, школьникам. Кроме того он интересовался живописью, музыкой, пчеловодством, ботаникой, селекцией, археологией, геологией, был общественным деятелем, строителем, проектировщиком. Его полутораэтажный дом, величественно возвышаясь на крутом уступе второй надпойменной террасы Урупа, отличался от наших обычных четырехстенных домишек.

Да и сад учителя был также необыкновенным. На одном дереве могли расти сливы и абрикосы, на втором - яблоки и груши, а бархатные розы разных цветов не могли не привлекать чужого взора. Вся изгородь представляла собой живой забор из густой колючей акации, верхушки которой ежегодно обрезались и оставлялись между деревьями. Поэтому преодолеть барьер с таким иглами даже самым отважным ребятам, любителям забраться в чужой сад, было невозможно. А вот своих учеников Петр Митрофанович всегда приглашал на чай с необыкновенно душистым медом с собственной пасеки. Я считала за счастье побывать в его необыкновенном доме, где мне всё казалось таким же необыкновенно интересным: веранда, с которой обозревались долина речного правобережья, крутые склоны предгорий и седая вершина Эльбруса; маленькая гостиная с её картинами предгорий. Здесь же величественно стоял бюст баснописца Крылова, автором которого был Петр Митрофанович. На этажерке - много книг и коллекция различных горных пород, среди которых - белая и черная слюда: мусковит и биотит. Помню, как во время экскурсий, в участках подмыва крутых берегов, мы собирали множество тончайших листочков этого минерала. В гостиной также были интересные поделки: в необычных по форме вазах из дерева - красивые букеты сухих цветов, кресло-качалка из лозы ивняка. Как могло это все это не казаться сказочным?

А вот в сорок первом году мы с Петром Митрофановичем только один раз сходили в горы. Стало как-то безрадостно. Учителя, наверное, знали о наступающих грозных событиях, но мы этого не понимали...

Вскоре дядя Петя, родственник из хут. Солдатская Балка, пригласил меня погостить у них, тем более что на хуторе было много моих сверстников, с которыми я дружила. И пока взрослые работали в колхозе, мы должны были покормить домашнюю живность, наносить воды из балки, полить огород, днем сбегать в катавалы (так мы называли предгорье) за земляникой, а вечером, когда подоят корову - просепарировать молоко. Нам в то время это казалось очень тяжёлым трудом, ведь надо было идти на край хутора, поскольку только одна-единственная хозяйка имела сепаратор.

Но самым неприятным из всех обязанностей всё же было готовить «лепешки» из коровьего навоза, которые после высыхания использовались как топливо.

Ветер войны достиг Кубани

Как обычно, уставшие за день, мы легли спать, как вдруг приехал дядя Петя. Он в приказном тоне велел супруге собрать ему вещи первой необходимости, потому что утром должен был быть в военкомате. Тетя заплакала, а мы не понимали: «Что случилось? Какая война? С кем?»

Рано утром все проснулись от конского топота. Наспех написанные плакаты всадники на лошадях расклеивали по всему хутору. Мы выскочили на улицу и вместе со взрослыми отправились к правлению колхоза, где уже собрался народ, чтобы проводить земляков на фронт. А затем мы долго стояли и смотрели вслед уехавшим.

Я помню, как меня одолевала непреодолимая тревога: что будет со мной? Как добраться до дома? И вот в полдень, после очередной дойки коров, тетя меня пристроила на подводу, которая отвозила молоко на хутор, а далее я добиралась проселочной дорогой. Иду одна и горько плачу, переживая, что больше никогда не увижу своих близких… Но когда я вошла в станицу и увидела, что дома всё в полном порядке и народ жив и здоров - радости не было предела.

Отец мой в то время работал главным зоотехником в совхозе «Урупский». Ещё до революции он лишился родителей и с 16 лет ушел сражаться за справедливую жизнь. Был в плену у Врангеля. Осенней ночью группа раздетых пленных красноармейцев, приговоренных к расстрелу, сумела спуститься по водосточной трубе с чердачного помещения. В стужу, через пески, по бездорожью голодные, плохо одетые, они преодолели двухнедельный путь до Царицына. Здесь их встречали С.М. Буденный и К.Е. Ворошилов.

Под командованием Буденного отец прошел всю Гражданскую войну, которая по по сути закончилась для него едва ли не в конце двадцатых годов. Затем он работал в органах Государственного политического управления, боролся с бандитскими группировками в горах Северного Кавказа. В начале тридцатых годов его откомандировали на Дальний Восток, где он занимался организацией колхозного строительства. И нет ничего удивительного, что, хотя на него была наложена броня, он не мог оставаться дома, когда его друзья ушли на фронт. Отец много раз обращался в военкомат с просьбой отправить его на фронт, и только в начале ноября 1941 года его просьбу удовлетворили. Он воевал и присылал письма - треугольники с подробными описаниями боев и советами, что я должна за лето прочесть и подготовиться к новому учебному году. А новости с фронта мы узнавали из репродуктора, который стоял в центре Отрадной. Знакомый голос Левитана слышен был очень далеко.

Так прошел год. Наступили каникулы, я попросилась в гости на хутор Солдатская Балка. Теперь мне разрешали ехать только с сопровождающими. В нашей станице был постоялый двор, где, бывало, останавливались жители из хуторов, которые приезжали по делам в районный центр. С ними можно было бы добраться до тети, но в последнее время приезжающих становилось всё меньше и меньше.

И вот в один из июльских дней я вошла во двор, то увидела множество воловьих упряжек. На каждой телеге сидели маленькие детки. Они были худенькие, бледные и уставшие. Пахло карболкой. Кроме пожилого мужчины, ответственного за караван, и еще одной женщины, никакого обслуживающего персонала не было. Оказалось, что это дети из Ленинграда. Их везли в дальние хутора. Я пристроилась к обозу, и мы тронулись в путь.

Дорога вовсе и не такая долгая, но быки явно не хотели идти и еле-еле переставляли ноги. К тому же и день выдался жарким с порывистым ветром, который то и дело срывал с детских головок панамки. Часто приходилось догонять их под порывами ветра. Если догнать не удавалось, то я рвала огромные листья лопухов и делала из них треугольные шляпы, скрепляя стебельками злаков. У родников мы останавливались, и я набирала воду в их бутылочки. К вечеру мы добрались до места назначения, где нас уже встречала группа женщин, которые были ответственные за размещение детей.

На хуторе вообще радио не было, и вся связь с миром происходила только через телефон, который был у председателя колхоза. Все новости узнавались в вечернее время, когда женщины собирались у сепаратора. В конце июля стало известно, что наши войска сдали Ростов-на-Дону. Когда я приехала домой, то не узнала нашей тихой улицы: во дворе дома и в конце огорода, который шел вниз к протоке, стояли зенитки, рядом лежали снаряды. Несмотря на всю тягостную картину, солдаты шутили и подбадривали нас, обещая вернуться в скором времени. Тем временем все административные органы станицы спешно сворачивали работу. Помещения освобождались, какие-то бумаги сжигались, мебель раздавалась сельчанам. Семьи сотрудников органов госбезопасности, прокуратуры, райисполкомов покидали дома и эвакуировались. Совхозных коров, овец угоняли в горы. Мимо нас стада шли несколько дней. Зрелище было тревожное.

К первым числам августа в станице все утихло. Две недели мы жили без власти. Наши ушли, а немцы не пришли. Тишина стояла зловещая. Даже собаки не лаяли. Все прислушивались к малейшему шороху. По улицам никто не ходил. Дети сидели у себя дома, а с соседями общались только по огородам. И только в полдень 14 августа станица наполнилась звуками ревущих автомоторов.

На нашей улице появилась первая машина, и так как наш дом крайний (ул. Мостовая) и дальше идет дорога в предгорье, то она остановилась. Вышли два немецких офицера, и один на чистом русском языке без акцента попросил маму подойти поближе. Он расстелил на капоте машины карту нашей местности и попросил показать дорогу на Невинномысск. При этом он спросил о возможности проехать на этом автомобиле в горы. В этот момент взор офицера привлек мой двоюродный брат, ему было тогда около четырёх лет. Офицер подошел к нему и, улыбаясь, спросил: «А где твой папа?» И тот, не задумываясь, ответил: «Папа бьет немцев!» Мы онемели, но офицер явно был дружественно настроен и ответил, что скоро догонит его, и папа будет дома. Затем немец попросил напиться воды. Воду принесли в ведре – так приносят из колодца. Офицер попросил нас напиться, а потом выпил сам с сослуживцем, и затем уехали.

Через несколько дней станицу заполонили немецкие солдаты. Они расположились в нашей школе. На первом этаже была конюшня, а на втором - солдаты. При оккупации в школу дети не ходили. Все жители вели себя очень настороженно, тем более, что пошли слухи о том, что ответственных работников района, которые скрылись в горах, уже расстреляли. Их предали горцы, которые хорошо знали тропы даже к самым укромным местам. Предатели, конечно, были не все. Были и русские, и украинцы, и выходцы из казачьих семей, которые служили преданно оккупантам. Например, через дом от нас жила семья. Дядю Ивана знали как человека работящего. Он тоже ушел на фронт, а при немцах оказался дома, и на его рукаве засверкала белая повязка с черными буквами «POLIZAY». Мы, дети, его боялись и старались не встречаться с ним. Помню в октябре месяце, он на повозке с двумя лошадьми объезжал дворы и собирал штыковые лопаты. «Зачем?» - спрашивали женщины одна у другой. Ответ пришел на следующий день. Мама пошла на базар и увидела машину, крытую брезентом (мы ее называли «Черный ворон»). В ней сидели женщины с детьми. Одна у самого борта женщина, молодая и красивая, кормила грудью младенца и плакала. Она обратилась к стоящим женщинам и сказала, что она еврейка, а папа у мальчика - русский, и его можно взять на воспитание, на это есть разрешение. Мамина подруга, не задумываясь, вышла из толпы и этого мальчика взяла. Люди знали, что ее муж и 17-летний сын погибли в самом начале войны. Машину с обреченными на смерть людьми угнали. Полицай дядя Ваня с лопатами проехал за ней в направлении заброшенного канала. Спаслась в тот жуткий день только девочка лет одиннадцати: её только ранили, и она вечером добралась до соседней ст. Попутной, где её спрятали жители. Но вскоре фашисты обнаружили эту девочку и убили…

Рядом с полицаем дядей Ваней жил приятный мужчина и его симпатичная жена. Имя-отчество не помню, но знаю, что он работал секретарем в сельсовете. При немцах был старостой станицы, но много помогал жителям. Он предупреждал, когда немцы будут ходить с облавой на партизан, когда будут забирать у жителей провизию, вывозить сено, отбирать живность и прочее. Мы тщательно к этим мероприятиям готовились.

Прошло около двух месяцев как мы находились в оккупации. В один из последних чисел октября наша буренка не пришла домой вместе со всем стадом. Мама послала меня пойти на противоположный берег реки поискать корову. Уже темнело и на улице было безлюдно. Вдруг на мосту появилась странная фигура уставшего человека, одежда которого была вся в клочьях. Меня охватило какое-то чувство тревоги, но сворачивать с моста было некуда, и я пошла вперед. Не доходя шагов десять, незнакомец приложил руку к губам, показывая тем самым, чтобы я не подавала голоса, и тихонько назвал мое имя. В этот момент я и узнала - папа! Он ушел на фронт молодым, красивым, статным, ему тогда было около 40 лет, спортсмен-борец, большой мастер кулачных боев. И увидеть своего отца в таком образе! Он обнял меня и, взявшись за руки, мы спустились с насыпи и прошли тропинкой по берегу протоки у конца нашего огорода - прошли в дом, минуя вход с улицы. Отец воевал на Украинском фронте, попал в окружение, выйти из которого было невозможно, и пришлось сдаться в плен.

Просидел он немногим больше месяца, но мысль о побеге не покидала его ни на минуту. Все охранниками были наши полицейские, ни в чем не уступавшие эсэсовцам. Повар тоже был из полицаев. Еду раздавали по очереди и отцу как-то не досталось. Повар решил эту проблему просто. На плите был разлит суп, и он рукой собрал все остатки и вылил в миску отца. За отказ принимать такую еду, повар расшиб черпаком голову отцу. Вскоре он бежал из плена. Осторожно, в обход всех немецких постов, больше трех месяцев ночами, ориентируясь по звездам, пробирался ближе к дому, к линии фронта. Питался в основном овощами, но и жители делились последним куском хлеба. Дома папу поселили на чердаке, и спускался он вниз только с наступлением темноты. С веранды на чердак у нас всегда стояла лестница, но теперь она была убрана в другое место. А мне было строго-настрого приказано хранить тайну о присутствии отца. Конечно, жилось нам очень тревожно.

В средине января сорок третьего года немцы начали в спешке отступать. Шерстили по домам, забирая все, что возможно, но мы все спрятали. Так как ранее были упреждены нашим старостой. Январь в 1943 года был лютый, температура воздуха опускалась до -230 С. Кроме немцев у нас были болгары, румыны. Немцы на машинах уехали первыми, а болгары и румыны были замыкающими и в основном на конных повозках. Ехали все, обмотанные полотенцами, одеялами. Наши войска буквально наступали на пятки отступающим и 23-24 января пришли наши. Радости не было конца! А папа тем временем, ночью, в средине января, ушел в сторону Невинномысска и присоединился к наступающим частями Красной Армии. А поскольку документы у него отсутствовали, то его, как и всех, кто был в плену, зачисляли сразу в штрафной батальон, который направлялся в самые горячие точки. Одной из таких точек был Ростов-на-Дону. Бои шли ожесточенные. Вскоре после успешных операций на ростовском направлении, отец был отправлен в город Поти. Там находился пункт переформирования новых штрафных батальонов. Некоторое время спустя, мы получили известия, что он находится в районах г. Новороссийска. Как штрафник отец с передовой не выходил в течение семи месяцев. В конце июля сорок третьего года его отозвали с передовой линии фронта, чтобы направить учиться в школу командного состава в городе Новосибирске. Но он решил, что пока станица, за которую отдано много сил, не будет освобождена от врагов, учиться он не поедет. Утром двадцать третьего июля начался ожесточенный бой и часов в 11 -12 снаряд попал в окоп. От разорвавшегося снаряда отец лишился обеих ног. Он умер, истекая кровью, и просил глоток воды, но ее не было. Похоронили его, завернув в палатку, на опушке леса на подступах к станице. Эти подробности нам рассказал сослуживец отца из нашей станицы, который был тяжело ранен, но остался жив. Посмертно отца наградили орденом Красного Знамени.

Война продолжалась, и мы с нетерпением ждали ее конца.

Я училась, а мама, как и все наши женщины, работала в совхозе. Было много тяжелого труда: вручную копали ямы для заготовки силоса, ногами утрамбовывали в ямах молодые початки кукурузы, пересыпанные солью, вручную косили траву, сушили, стоговали сено. Сил прибавляла уверенность в скорой победе нашей страны над фашисткой Германией и ее пособниками.

И вот пришла весна сорок пятого года. Был теплый весенний день. Мама рано ушла на базар и очень скоро вернулась вся в слезах и не успела войти во двор, как радостно сообщила нам о том, что война закончилась.

Школа для всех нас и наших родителей была единственным местом, где проходили всякие торжества. Мы все собрались в школьном зале. Везде стояли букеты цветов из тюльпанов, нарциссов, сирени. Преподаватель математики Георгий Иванович Калита, он же бессменный аккордеонист, без устали исполнял любимые фронтовые песни и все пели. Было празднично и торжественно. Директор школы выступил с радостным поздравлением, а Володя Иванисов, сын секретаря райкома партии, которого немцы, как и других руководителей района, расстреляли в горах в сорок втором году, рассказал, что происходило в те дни в политике.

Кем мы стали «дети войны»

Володя после окончания десятилетки поступил в Московский институт международных отношений, успешно его окончил и работал в советских посольствах в разных странах.

Его младший брат тоже окончил этот институт и знал несколько языков. Выпускник нашей школы Гарий Немчеко окончил Московский государственный университет им. М.В. Ломоносова, получил специальность журналиста, работал корреспондентом на Кубани, в Сибири - на ударной комсомольской стройке, работал корреспондентом на Кубани, в Сибири на стройке Западно-Сибирского металлургического комбината. Стал известным писателем. В своих произведениях он раскрыл богатый колорит кубанского казачества, его историю, быт, нравы. Особое внимание автор уделил послевоенному времени. Произведения написаны талантливо с большим юмором.

Его младший брат - известный хирург в городе Краснодаре. В нашей школе училась Нонна Мордюкова, выдающаяся советская актриса. В 24 года она была удостоена Государственной премии.

Был у нас в классе Слава Белоусов, особым прилежанием не отличался, но мастер на все руки. Только у него в школе были фотоаппарат и велосипед. Сконструировал он и радиоприемник, и мы иногда при закрытых окнах и потушенных огнях слушали «Голос Америки».

Наша одноклассница Люба Семечева окончила Московскую консерваторию и стала известной пианисткой, а Тамара Жукова, не обучаясь в художественной школе, была прекрасным портретистом. Другие ученики нашей школы стали военачальниками, капитанами дальних плаваний, педагогами…

Есть на улице Ленина уютный дом, на котором висит табличка «Дом образцового порядка». Здесь живет Валентина Жукова - замечательный человек, заботливая мама и бабушка, знаток природы, рыбалка ее захватывает своей романтической, спортивной, эстетической стороной, строитель по специальности и призванию, талантливый специалист по коммунальному хозяйству района, бессменный труженик благоустройства парковой зоны станицы, Почетный гражданин района.

Спасенный подругой моей мамы мальчик подрос, однажды эта женщина получила письмо из Ленинграда. Писал отец этого малыша, который приехал в нашу станицу и увез своего сына и мамину подругу в Ленинград. Мальчик вырос и говорят, что продолжил учиться в военном училище, а мамина подруга осталась его мамой.

Я после окончания школы поступила в Ростовский госуниверситет. Успешно окончила его, получила рекомендацию в аспирантуру и по распределению молодых специалистов была направлена во Владивосток, Дальневосточный филиал Сибирского отделения Академии наук СССР. Затем была переведена в Хабаровский комплексный научно-исследовательский институт водных и экологических проблем. Защитила кандидатскую, а затем докторскую диссертации.

В наши судьбы вложен огромный труд наших талантливых учителей. Все это стало возможным благодаря таланту наших учителей. Я еще не назвала Ивана Федоровича Садовенко: фронтовика, тяжело раненного и перенесшего несколько операций в труднейшие послевоенные годы, нашел силы самоотверженно трудиться на педагогическом поприще. Его супругу - Марию Ефимовну, которую мы запомнили красивой, статной, строгой и бесконечно доброй женщиной – преподавателем математики. Георгий Иванович Калита – мы могли приходить к нему домой по вечерам, и он тоже часами с нами занимался этим серьёзным предметом. Все это делалось по зову сердца и никаких дополнительных оплат. Замечательная кагорта «коренных» наших учителей, была дополнена преподавателями из блокадного Ленинграда. Было много внеклассных занятий. Наталья Ильинична Патрина - изящная, симпатичная преподаватель русского языка и литературы, организовала драматический кружок. На школьных вечерах и мероприятиях РДК ее постановки собирали много народа. Уже тогда выделялась своим талантом Ноябрина Мордюкова.

Помню, как к столетию станицы в 1957 в Отрадной был создан историко-археологический музей. В его создание много творческих сил вложил Петр Митрофанович Голушко. Здесь же выросла замечательная плеяда краеведов, а музей преобразовали в исследовательское учреждение по изучению сарматских народов, населявших этот богатейший край до пятого века, а также Ильичевского городища, которое получило статус памятника археологии федерального значения.

Вспоминая все это в нынешний столь важный исторический год, пусть и в малой степени, я отдаю тем самым дань уважения всем учителям отрадненской школы № 1, низко кланяюсь их памяти, а работающим ныне педагогам желаю больших успехов в их важнейшем труде. Ведь это и благодаря им кубанская станица Отрадная дает стране талантливый народ - тружеников полей, защитников Отечества, творческие личности».
Именно из таких воспоминаний и складывается истинная летопись истории района, которую мы с вами должны не только знать, но и, бережно сохранив, передать будущим поколениям.

Письмо от Валентины Ивановны Росликовой из г. Хабаровска тому подтверждение.

Шел 1941 год. Я окончила третий класс на Кубани, в ст. Отрадной, что расположена в юго-восточной части Краснодарского края. Неповторимую красоту этой станице придавали спокойные живописные пейзажи северного склона предгорий главного Кавказского хребта.

В то время центральная часть райцентра была электро- и радиофицирована, а жителям окраин всё также, по старинке, приходилось пользоваться керосиновыми лампами или стерженьками из ваты, помещенными в подсолнечное масло.

Мы всегда с нетерпением ждали каникул, потому что знали, что наш любимый учитель П.М. Голушко обязательно проведёт для нас интересные экскурсии по окрестностям станицы. Петр Митрофанович был большим знатоком природы и старался любовь к ней привить и нам, школьникам. Кроме того он интересовался живописью, музыкой, пчеловодством, ботаникой, селекцией, археологией, геологией, был общественным деятелем, строителем, проектировщиком. Его полутораэтажный дом, величественно возвышаясь на крутом уступе второй надпойменной террасы Урупа, отличался от наших обычных четырехстенных домишек.

Да и сад учителя был также необыкновенным. На одном дереве могли расти сливы и абрикосы, на втором - яблоки и груши, а бархатные розы разных цветов не могли не привлекать чужого взора. Вся изгородь представляла собой живой забор из густой колючей акации, верхушки которой ежегодно обрезались и оставлялись между деревьями. Поэтому преодолеть барьер с таким иглами даже самым отважным ребятам, любителям забраться в чужой сад, было невозможно. А вот своих учеников Петр Митрофанович всегда приглашал на чай с необыкновенно душистым медом с собственной пасеки. Я считала за счастье побывать в его необыкновенном доме, где мне всё казалось таким же необыкновенно интересным: веранда, с которой обозревались долина речного правобережья, крутые склоны предгорий и седая вершина Эльбруса; маленькая гостиная с её картинами предгорий. Здесь же величественно стоял бюст баснописца Крылова, автором которого был Петр Митрофанович. На этажерке - много книг и коллекция различных горных пород, среди которых - белая и черная слюда: мусковит и биотит. Помню, как во время экскурсий, в участках подмыва крутых берегов, мы собирали множество тончайших листочков этого минерала. В гостиной также были интересные поделки: в необычных по форме вазах из дерева - красивые букеты сухих цветов, кресло-качалка из лозы ивняка. Как могло это все это не казаться сказочным?

А вот в сорок первом году мы с Петром Митрофановичем только один раз сходили в горы. Стало как-то безрадостно. Учителя, наверное, знали о наступающих грозных событиях, но мы этого не понимали...

Вскоре дядя Петя, родственник из хут. Солдатская Балка, пригласил меня погостить у них, тем более что на хуторе было много моих сверстников, с которыми я дружила. И пока взрослые работали в колхозе, мы должны были покормить домашнюю живность, наносить воды из балки, полить огород, днем сбегать в катавалы (так мы называли предгорье) за земляникой, а вечером, когда подоят корову - просепарировать молоко. Нам в то время это казалось очень тяжёлым трудом, ведь надо было идти на край хутора, поскольку только одна-единственная хозяйка имела сепаратор.

Но самым неприятным из всех обязанностей всё же было готовить «лепешки» из коровьего навоза, которые после высыхания использовались как топливо.

Ветер войны достиг Кубани

Как обычно, уставшие за день, мы легли спать, как вдруг приехал дядя Петя. Он в приказном тоне велел супруге собрать ему вещи первой необходимости, потому что утром должен был быть в военкомате. Тетя заплакала, а мы не понимали: «Что случилось? Какая война? С кем?»

Рано утром все проснулись от конского топота. Наспех написанные плакаты всадники на лошадях расклеивали по всему хутору. Мы выскочили на улицу и вместе со взрослыми отправились к правлению колхоза, где уже собрался народ, чтобы проводить земляков на фронт. А затем мы долго стояли и смотрели вслед уехавшим.

Я помню, как меня одолевала непреодолимая тревога: что будет со мной? Как добраться до дома? И вот в полдень, после очередной дойки коров, тетя меня пристроила на подводу, которая отвозила молоко на хутор, а далее я добиралась проселочной дорогой. Иду одна и горько плачу, переживая, что больше никогда не увижу своих близких… Но когда я вошла в станицу и увидела, что дома всё в полном порядке и народ жив и здоров - радости не было предела.

Отец мой в то время работал главным зоотехником в совхозе «Урупский». Ещё до революции он лишился родителей и с 16 лет ушел сражаться за справедливую жизнь. Был в плену у Врангеля. Осенней ночью группа раздетых пленных красноармейцев, приговоренных к расстрелу, сумела спуститься по водосточной трубе с чердачного помещения. В стужу, через пески, по бездорожью голодные, плохо одетые, они преодолели двухнедельный путь до Царицына. Здесь их встречали С.М. Буденный и К.Е. Ворошилов.

Под командованием Буденного отец прошел всю Гражданскую войну, которая по по сути закончилась для него едва ли не в конце двадцатых годов. Затем он работал в органах Государственного политического управления, боролся с бандитскими группировками в горах Северного Кавказа. В начале тридцатых годов его откомандировали на Дальний Восток, где он занимался организацией колхозного строительства. И нет ничего удивительного, что, хотя на него была наложена броня, он не мог оставаться дома, когда его друзья ушли на фронт. Отец много раз обращался в военкомат с просьбой отправить его на фронт, и только в начале ноября 1941 года его просьбу удовлетворили. Он воевал и присылал письма - треугольники с подробными описаниями боев и советами, что я должна за лето прочесть и подготовиться к новому учебному году. А новости с фронта мы узнавали из репродуктора, который стоял в центре Отрадной. Знакомый голос Левитана слышен был очень далеко.

Так прошел год. Наступили каникулы, я попросилась в гости на хутор Солдатская Балка. Теперь мне разрешали ехать только с сопровождающими. В нашей станице был постоялый двор, где, бывало, останавливались жители из хуторов, которые приезжали по делам в районный центр. С ними можно было бы добраться до тети, но в последнее время приезжающих становилось всё меньше и меньше.

И вот в один из июльских дней я вошла во двор, то увидела множество воловьих упряжек. На каждой телеге сидели маленькие детки. Они были худенькие, бледные и уставшие. Пахло карболкой. Кроме пожилого мужчины, ответственного за караван, и еще одной женщины, никакого обслуживающего персонала не было. Оказалось, что это дети из Ленинграда. Их везли в дальние хутора. Я пристроилась к обозу, и мы тронулись в путь.

Дорога вовсе и не такая долгая, но быки явно не хотели идти и еле-еле переставляли ноги. К тому же и день выдался жарким с порывистым ветром, который то и дело срывал с детских головок панамки. Часто приходилось догонять их под порывами ветра. Если догнать не удавалось, то я рвала огромные листья лопухов и делала из них треугольные шляпы, скрепляя стебельками злаков. У родников мы останавливались, и я набирала воду в их бутылочки. К вечеру мы добрались до места назначения, где нас уже встречала группа женщин, которые были ответственные за размещение детей.

На хуторе вообще радио не было, и вся связь с миром происходила только через телефон, который был у председателя колхоза. Все новости узнавались в вечернее время, когда женщины собирались у сепаратора. В конце июля стало известно, что наши войска сдали Ростов-на-Дону. Когда я приехала домой, то не узнала нашей тихой улицы: во дворе дома и в конце огорода, который шел вниз к протоке, стояли зенитки, рядом лежали снаряды. Несмотря на всю тягостную картину, солдаты шутили и подбадривали нас, обещая вернуться в скором времени. Тем временем все административные органы станицы спешно сворачивали работу. Помещения освобождались, какие-то бумаги сжигались, мебель раздавалась сельчанам. Семьи сотрудников органов госбезопасности, прокуратуры, райисполкомов покидали дома и эвакуировались. Совхозных коров, овец угоняли в горы. Мимо нас стада шли несколько дней. Зрелище было тревожное.

К первым числам августа в станице все утихло. Две недели мы жили без власти. Наши ушли, а немцы не пришли. Тишина стояла зловещая. Даже собаки не лаяли. Все прислушивались к малейшему шороху. По улицам никто не ходил. Дети сидели у себя дома, а с соседями общались только по огородам. И только в полдень 14 августа станица наполнилась звуками ревущих автомоторов.

На нашей улице появилась первая машина, и так как наш дом крайний (ул. Мостовая) и дальше идет дорога в предгорье, то она остановилась. Вышли два немецких офицера, и один на чистом русском языке без акцента попросил маму подойти поближе. Он расстелил на капоте машины карту нашей местности и попросил показать дорогу на Невинномысск. При этом он спросил о возможности проехать на этом автомобиле в горы. В этот момент взор офицера привлек мой двоюродный брат, ему было тогда около четырёх лет. Офицер подошел к нему и, улыбаясь, спросил: «А где твой папа?» И тот, не задумываясь, ответил: «Папа бьет немцев!» Мы онемели, но офицер явно был дружественно настроен и ответил, что скоро догонит его, и папа будет дома. Затем немец попросил напиться воды. Воду принесли в ведре – так приносят из колодца. Офицер попросил нас напиться, а потом выпил сам с сослуживцем, и затем уехали.

Через несколько дней станицу заполонили немецкие солдаты. Они расположились в нашей школе. На первом этаже была конюшня, а на втором - солдаты. При оккупации в школу дети не ходили. Все жители вели себя очень настороженно, тем более, что пошли слухи о том, что ответственных работников района, которые скрылись в горах, уже расстреляли. Их предали горцы, которые хорошо знали тропы даже к самым укромным местам. Предатели, конечно, были не все. Были и русские, и украинцы, и выходцы из казачьих семей, которые служили преданно оккупантам. Например, через дом от нас жила семья. Дядю Ивана знали как человека работящего. Он тоже ушел на фронт, а при немцах оказался дома, и на его рукаве засверкала белая повязка с черными буквами «POLIZAY». Мы, дети, его боялись и старались не встречаться с ним. Помню в октябре месяце, он на повозке с двумя лошадьми объезжал дворы и собирал штыковые лопаты. «Зачем?» - спрашивали женщины одна у другой. Ответ пришел на следующий день. Мама пошла на базар и увидела машину, крытую брезентом (мы ее называли «Черный ворон»). В ней сидели женщины с детьми. Одна у самого борта женщина, молодая и красивая, кормила грудью младенца и плакала. Она обратилась к стоящим женщинам и сказала, что она еврейка, а папа у мальчика - русский, и его можно взять на воспитание, на это есть разрешение. Мамина подруга, не задумываясь, вышла из толпы и этого мальчика взяла. Люди знали, что ее муж и 17-летний сын погибли в самом начале войны. Машину с обреченными на смерть людьми угнали. Полицай дядя Ваня с лопатами проехал за ней в направлении заброшенного канала. Спаслась в тот жуткий день только девочка лет одиннадцати: её только ранили, и она вечером добралась до соседней ст. Попутной, где её спрятали жители. Но вскоре фашисты обнаружили эту девочку и убили…

Рядом с полицаем дядей Ваней жил приятный мужчина и его симпатичная жена. Имя-отчество не помню, но знаю, что он работал секретарем в сельсовете. При немцах был старостой станицы, но много помогал жителям. Он предупреждал, когда немцы будут ходить с облавой на партизан, когда будут забирать у жителей провизию, вывозить сено, отбирать живность и прочее. Мы тщательно к этим мероприятиям готовились.

Прошло около двух месяцев как мы находились в оккупации. В один из последних чисел октября наша буренка не пришла домой вместе со всем стадом. Мама послала меня пойти на противоположный берег реки поискать корову. Уже темнело и на улице было безлюдно. Вдруг на мосту появилась странная фигура уставшего человека, одежда которого была вся в клочьях. Меня охватило какое-то чувство тревоги, но сворачивать с моста было некуда, и я пошла вперед. Не доходя шагов десять, незнакомец приложил руку к губам, показывая тем самым, чтобы я не подавала голоса, и тихонько назвал мое имя. В этот момент я и узнала - папа! Он ушел на фронт молодым, красивым, статным, ему тогда было около 40 лет, спортсмен-борец, большой мастер кулачных боев. И увидеть своего отца в таком образе! Он обнял меня и, взявшись за руки, мы спустились с насыпи и прошли тропинкой по берегу протоки у конца нашего огорода - прошли в дом, минуя вход с улицы. Отец воевал на Украинском фронте, попал в окружение, выйти из которого было невозможно, и пришлось сдаться в плен.

Просидел он немногим больше месяца, но мысль о побеге не покидала его ни на минуту. Все охранниками были наши полицейские, ни в чем не уступавшие эсэсовцам. Повар тоже был из полицаев. Еду раздавали по очереди и отцу как-то не досталось. Повар решил эту проблему просто. На плите был разлит суп, и он рукой собрал все остатки и вылил в миску отца. За отказ принимать такую еду, повар расшиб черпаком голову отцу. Вскоре он бежал из плена. Осторожно, в обход всех немецких постов, больше трех месяцев ночами, ориентируясь по звездам, пробирался ближе к дому, к линии фронта. Питался в основном овощами, но и жители делились последним куском хлеба. Дома папу поселили на чердаке, и спускался он вниз только с наступлением темноты. С веранды на чердак у нас всегда стояла лестница, но теперь она была убрана в другое место. А мне было строго-настрого приказано хранить тайну о присутствии отца. Конечно, жилось нам очень тревожно.

В средине января сорок третьего года немцы начали в спешке отступать. Шерстили по домам, забирая все, что возможно, но мы все спрятали. Так как ранее были упреждены нашим старостой. Январь в 1943 года был лютый, температура воздуха опускалась до -230 С. Кроме немцев у нас были болгары, румыны. Немцы на машинах уехали первыми, а болгары и румыны были замыкающими и в основном на конных повозках. Ехали все, обмотанные полотенцами, одеялами. Наши войска буквально наступали на пятки отступающим и 23-24 января пришли наши. Радости не было конца! А папа тем временем, ночью, в средине января, ушел в сторону Невинномысска и присоединился к наступающим частями Красной Армии. А поскольку документы у него отсутствовали, то его, как и всех, кто был в плену, зачисляли сразу в штрафной батальон, который направлялся в самые горячие точки. Одной из таких точек был Ростов-на-Дону. Бои шли ожесточенные. Вскоре после успешных операций на ростовском направлении, отец был отправлен в город Поти. Там находился пункт переформирования новых штрафных батальонов. Некоторое время спустя, мы получили известия, что он находится в районах г. Новороссийска. Как штрафник отец с передовой не выходил в течение семи месяцев. В конце июля сорок третьего года его отозвали с передовой линии фронта, чтобы направить учиться в школу командного состава в городе Новосибирске. Но он решил, что пока станица, за которую отдано много сил, не будет освобождена от врагов, учиться он не поедет. Утром двадцать третьего июля начался ожесточенный бой и часов в 11 -12 снаряд попал в окоп. От разорвавшегося снаряда отец лишился обеих ног. Он умер, истекая кровью, и просил глоток воды, но ее не было. Похоронили его, завернув в палатку, на опушке леса на подступах к станице. Эти подробности нам рассказал сослуживец отца из нашей станицы, который был тяжело ранен, но остался жив. Посмертно отца наградили орденом Красного Знамени.

Война продолжалась, и мы с нетерпением ждали ее конца.

Я училась, а мама, как и все наши женщины, работала в совхозе. Было много тяжелого труда: вручную копали ямы для заготовки силоса, ногами утрамбовывали в ямах молодые початки кукурузы, пересыпанные солью, вручную косили траву, сушили, стоговали сено. Сил прибавляла уверенность в скорой победе нашей страны над фашисткой Германией и ее пособниками.

И вот пришла весна сорок пятого года. Был теплый весенний день. Мама рано ушла на базар и очень скоро вернулась вся в слезах и не успела войти во двор, как радостно сообщила нам о том, что война закончилась.

Школа для всех нас и наших родителей была единственным местом, где проходили всякие торжества. Мы все собрались в школьном зале. Везде стояли букеты цветов из тюльпанов, нарциссов, сирени. Преподаватель математики Георгий Иванович Калита, он же бессменный аккордеонист, без устали исполнял любимые фронтовые песни и все пели. Было празднично и торжественно. Директор школы выступил с радостным поздравлением, а Володя Иванисов, сын секретаря райкома партии, которого немцы, как и других руководителей района, расстреляли в горах в сорок втором году, рассказал, что происходило в те дни в политике.

Кем мы стали «дети войны»

Володя после окончания десятилетки поступил в Московский институт международных отношений, успешно его окончил и работал в советских посольствах в разных странах.

Его младший брат тоже окончил этот институт и знал несколько языков. Выпускник нашей школы Гарий Немчеко окончил Московский государственный университет им. М.В. Ломоносова, получил специальность журналиста, работал корреспондентом на Кубани, в Сибири - на ударной комсомольской стройке, работал корреспондентом на Кубани, в Сибири на стройке Западно-Сибирского металлургического комбината. Стал известным писателем. В своих произведениях он раскрыл богатый колорит кубанского казачества, его историю, быт, нравы. Особое внимание автор уделил послевоенному времени. Произведения написаны талантливо с большим юмором.

Его младший брат - известный хирург в городе Краснодаре. В нашей школе училась Нонна Мордюкова, выдающаяся советская актриса. В 24 года она была удостоена Государственной премии.

Был у нас в классе Слава Белоусов, особым прилежанием не отличался, но мастер на все руки. Только у него в школе были фотоаппарат и велосипед. Сконструировал он и радиоприемник, и мы иногда при закрытых окнах и потушенных огнях слушали «Голос Америки».

Наша одноклассница Люба Семечева окончила Московскую консерваторию и стала известной пианисткой, а Тамара Жукова, не обучаясь в художественной школе, была прекрасным портретистом. Другие ученики нашей школы стали военачальниками, капитанами дальних плаваний, педагогами…

Есть на улице Ленина уютный дом, на котором висит табличка «Дом образцового порядка». Здесь живет Валентина Жукова - замечательный человек, заботливая мама и бабушка, знаток природы, рыбалка ее захватывает своей романтической, спортивной, эстетической стороной, строитель по специальности и призванию, талантливый специалист по коммунальному хозяйству района, бессменный труженик благоустройства парковой зоны станицы, Почетный гражданин района.

Спасенный подругой моей мамы мальчик подрос, однажды эта женщина получила письмо из Ленинграда. Писал отец этого малыша, который приехал в нашу станицу и увез своего сына и мамину подругу в Ленинград. Мальчик вырос и говорят, что продолжил учиться в военном училище, а мамина подруга осталась его мамой.

Я после окончания школы поступила в Ростовский госуниверситет. Успешно окончила его, получила рекомендацию в аспирантуру и по распределению молодых специалистов была направлена во Владивосток, Дальневосточный филиал Сибирского отделения Академии наук СССР. Затем была переведена в Хабаровский комплексный научно-исследовательский институт водных и экологических проблем. Защитила кандидатскую, а затем докторскую диссертации.

В наши судьбы вложен огромный труд наших талантливых учителей. Все это стало возможным благодаря таланту наших учителей. Я еще не назвала Ивана Федоровича Садовенко: фронтовика, тяжело раненного и перенесшего несколько операций в труднейшие послевоенные годы, нашел силы самоотверженно трудиться на педагогическом поприще. Его супругу - Марию Ефимовну, которую мы запомнили красивой, статной, строгой и бесконечно доброй женщиной – преподавателем математики. Георгий Иванович Калита – мы могли приходить к нему домой по вечерам, и он тоже часами с нами занимался этим серьёзным предметом. Все это делалось по зову сердца и никаких дополнительных оплат. Замечательная кагорта «коренных» наших учителей, была дополнена преподавателями из блокадного Ленинграда. Было много внеклассных занятий. Наталья Ильинична Патрина - изящная, симпатичная преподаватель русского языка и литературы, организовала драматический кружок. На школьных вечерах и мероприятиях РДК ее постановки собирали много народа. Уже тогда выделялась своим талантом Ноябрина Мордюкова.

Помню, как к столетию станицы в 1957 в Отрадной был создан историко-археологический музей. В его создание много творческих сил вложил Петр Митрофанович Голушко. Здесь же выросла замечательная плеяда краеведов, а музей преобразовали в исследовательское учреждение по изучению сарматских народов, населявших этот богатейший край до пятого века, а также Ильичевского городища, которое получило статус памятника археологии федерального значения.

Вспоминая все это в нынешний столь важный исторический год, пусть и в малой степени, я отдаю тем самым дань уважения всем учителям отрадненской школы № 1, низко кланяюсь их памяти, а работающим ныне педагогам желаю больших успехов в их важнейшем труде. Ведь это и благодаря им кубанская станица Отрадная дает стране талантливый народ - тружеников полей, защитников Отечества, творческие личности».
Рубрика: Общество
 
Новости

Годы сороковые - далекие и незабываемые

Дата публикации: 21.01.2016

Наша редакция всегда по-особенному трогательно относится к воспоминаниям земляков, и не важно, где они сейчас проживают: на территории района или далеко за его пределами, самое главное, что в их сердцах малая родина заняла значительное место, они помнят то время, когда жили и трудились на просторах отрадненской земли.

Именно из таких воспоминаний и складывается истинная летопись истории района, которую мы с вами должны не только знать, но и, бережно сохранив, передать будущим поколениям.

Письмо от Валентины Ивановны Росликовой из г. Хабаровска тому подтверждение.

Шел 1941 год. Я окончила третий класс на Кубани, в ст. Отрадной, что расположена в юго-восточной части Краснодарского края. Неповторимую красоту этой станице придавали спокойные живописные пейзажи северного склона предгорий главного Кавказского хребта.

В то время центральная часть райцентра была электро- и радиофицирована, а жителям окраин всё также, по старинке, приходилось пользоваться керосиновыми лампами или стерженьками из ваты, помещенными в подсолнечное масло.

Мы всегда с нетерпением ждали каникул, потому что знали, что наш любимый учитель П.М. Голушко обязательно проведёт для нас интересные экскурсии по окрестностям станицы. Петр Митрофанович был большим знатоком природы и старался любовь к ней привить и нам, школьникам. Кроме того он интересовался живописью, музыкой, пчеловодством, ботаникой, селекцией, археологией, геологией, был общественным деятелем, строителем, проектировщиком. Его полутораэтажный дом, величественно возвышаясь на крутом уступе второй надпойменной террасы Урупа, отличался от наших обычных четырехстенных домишек.

Да и сад учителя был также необыкновенным. На одном дереве могли расти сливы и абрикосы, на втором - яблоки и груши, а бархатные розы разных цветов не могли не привлекать чужого взора. Вся изгородь представляла собой живой забор из густой колючей акации, верхушки которой ежегодно обрезались и оставлялись между деревьями. Поэтому преодолеть барьер с таким иглами даже самым отважным ребятам, любителям забраться в чужой сад, было невозможно. А вот своих учеников Петр Митрофанович всегда приглашал на чай с необыкновенно душистым медом с собственной пасеки. Я считала за счастье побывать в его необыкновенном доме, где мне всё казалось таким же необыкновенно интересным: веранда, с которой обозревались долина речного правобережья, крутые склоны предгорий и седая вершина Эльбруса; маленькая гостиная с её картинами предгорий. Здесь же величественно стоял бюст баснописца Крылова, автором которого был Петр Митрофанович. На этажерке - много книг и коллекция различных горных пород, среди которых - белая и черная слюда: мусковит и биотит. Помню, как во время экскурсий, в участках подмыва крутых берегов, мы собирали множество тончайших листочков этого минерала. В гостиной также были интересные поделки: в необычных по форме вазах из дерева - красивые букеты сухих цветов, кресло-качалка из лозы ивняка. Как могло это все это не казаться сказочным?

А вот в сорок первом году мы с Петром Митрофановичем только один раз сходили в горы. Стало как-то безрадостно. Учителя, наверное, знали о наступающих грозных событиях, но мы этого не понимали...

Вскоре дядя Петя, родственник из хут. Солдатская Балка, пригласил меня погостить у них, тем более что на хуторе было много моих сверстников, с которыми я дружила. И пока взрослые работали в колхозе, мы должны были покормить домашнюю живность, наносить воды из балки, полить огород, днем сбегать в катавалы (так мы называли предгорье) за земляникой, а вечером, когда подоят корову - просепарировать молоко. Нам в то время это казалось очень тяжёлым трудом, ведь надо было идти на край хутора, поскольку только одна-единственная хозяйка имела сепаратор.

Но самым неприятным из всех обязанностей всё же было готовить «лепешки» из коровьего навоза, которые после высыхания использовались как топливо.

Ветер войны достиг Кубани

Как обычно, уставшие за день, мы легли спать, как вдруг приехал дядя Петя. Он в приказном тоне велел супруге собрать ему вещи первой необходимости, потому что утром должен был быть в военкомате. Тетя заплакала, а мы не понимали: «Что случилось? Какая война? С кем?»

Рано утром все проснулись от конского топота. Наспех написанные плакаты всадники на лошадях расклеивали по всему хутору. Мы выскочили на улицу и вместе со взрослыми отправились к правлению колхоза, где уже собрался народ, чтобы проводить земляков на фронт. А затем мы долго стояли и смотрели вслед уехавшим.

Я помню, как меня одолевала непреодолимая тревога: что будет со мной? Как добраться до дома? И вот в полдень, после очередной дойки коров, тетя меня пристроила на подводу, которая отвозила молоко на хутор, а далее я добиралась проселочной дорогой. Иду одна и горько плачу, переживая, что больше никогда не увижу своих близких… Но когда я вошла в станицу и увидела, что дома всё в полном порядке и народ жив и здоров - радости не было предела.

Отец мой в то время работал главным зоотехником в совхозе «Урупский». Ещё до революции он лишился родителей и с 16 лет ушел сражаться за справедливую жизнь. Был в плену у Врангеля. Осенней ночью группа раздетых пленных красноармейцев, приговоренных к расстрелу, сумела спуститься по водосточной трубе с чердачного помещения. В стужу, через пески, по бездорожью голодные, плохо одетые, они преодолели двухнедельный путь до Царицына. Здесь их встречали С.М. Буденный и К.Е. Ворошилов.

Под командованием Буденного отец прошел всю Гражданскую войну, которая по по сути закончилась для него едва ли не в конце двадцатых годов. Затем он работал в органах Государственного политического управления, боролся с бандитскими группировками в горах Северного Кавказа. В начале тридцатых годов его откомандировали на Дальний Восток, где он занимался организацией колхозного строительства. И нет ничего удивительного, что, хотя на него была наложена броня, он не мог оставаться дома, когда его друзья ушли на фронт. Отец много раз обращался в военкомат с просьбой отправить его на фронт, и только в начале ноября 1941 года его просьбу удовлетворили. Он воевал и присылал письма - треугольники с подробными описаниями боев и советами, что я должна за лето прочесть и подготовиться к новому учебному году. А новости с фронта мы узнавали из репродуктора, который стоял в центре Отрадной. Знакомый голос Левитана слышен был очень далеко.

Так прошел год. Наступили каникулы, я попросилась в гости на хутор Солдатская Балка. Теперь мне разрешали ехать только с сопровождающими. В нашей станице был постоялый двор, где, бывало, останавливались жители из хуторов, которые приезжали по делам в районный центр. С ними можно было бы добраться до тети, но в последнее время приезжающих становилось всё меньше и меньше.

И вот в один из июльских дней я вошла во двор, то увидела множество воловьих упряжек. На каждой телеге сидели маленькие детки. Они были худенькие, бледные и уставшие. Пахло карболкой. Кроме пожилого мужчины, ответственного за караван, и еще одной женщины, никакого обслуживающего персонала не было. Оказалось, что это дети из Ленинграда. Их везли в дальние хутора. Я пристроилась к обозу, и мы тронулись в путь.

Дорога вовсе и не такая долгая, но быки явно не хотели идти и еле-еле переставляли ноги. К тому же и день выдался жарким с порывистым ветром, который то и дело срывал с детских головок панамки. Часто приходилось догонять их под порывами ветра. Если догнать не удавалось, то я рвала огромные листья лопухов и делала из них треугольные шляпы, скрепляя стебельками злаков. У родников мы останавливались, и я набирала воду в их бутылочки. К вечеру мы добрались до места назначения, где нас уже встречала группа женщин, которые были ответственные за размещение детей.

На хуторе вообще радио не было, и вся связь с миром происходила только через телефон, который был у председателя колхоза. Все новости узнавались в вечернее время, когда женщины собирались у сепаратора. В конце июля стало известно, что наши войска сдали Ростов-на-Дону. Когда я приехала домой, то не узнала нашей тихой улицы: во дворе дома и в конце огорода, который шел вниз к протоке, стояли зенитки, рядом лежали снаряды. Несмотря на всю тягостную картину, солдаты шутили и подбадривали нас, обещая вернуться в скором времени. Тем временем все административные органы станицы спешно сворачивали работу. Помещения освобождались, какие-то бумаги сжигались, мебель раздавалась сельчанам. Семьи сотрудников органов госбезопасности, прокуратуры, райисполкомов покидали дома и эвакуировались. Совхозных коров, овец угоняли в горы. Мимо нас стада шли несколько дней. Зрелище было тревожное.

К первым числам августа в станице все утихло. Две недели мы жили без власти. Наши ушли, а немцы не пришли. Тишина стояла зловещая. Даже собаки не лаяли. Все прислушивались к малейшему шороху. По улицам никто не ходил. Дети сидели у себя дома, а с соседями общались только по огородам. И только в полдень 14 августа станица наполнилась звуками ревущих автомоторов.

На нашей улице появилась первая машина, и так как наш дом крайний (ул. Мостовая) и дальше идет дорога в предгорье, то она остановилась. Вышли два немецких офицера, и один на чистом русском языке без акцента попросил маму подойти поближе. Он расстелил на капоте машины карту нашей местности и попросил показать дорогу на Невинномысск. При этом он спросил о возможности проехать на этом автомобиле в горы. В этот момент взор офицера привлек мой двоюродный брат, ему было тогда около четырёх лет. Офицер подошел к нему и, улыбаясь, спросил: «А где твой папа?» И тот, не задумываясь, ответил: «Папа бьет немцев!» Мы онемели, но офицер явно был дружественно настроен и ответил, что скоро догонит его, и папа будет дома. Затем немец попросил напиться воды. Воду принесли в ведре – так приносят из колодца. Офицер попросил нас напиться, а потом выпил сам с сослуживцем, и затем уехали.

Через несколько дней станицу заполонили немецкие солдаты. Они расположились в нашей школе. На первом этаже была конюшня, а на втором - солдаты. При оккупации в школу дети не ходили. Все жители вели себя очень настороженно, тем более, что пошли слухи о том, что ответственных работников района, которые скрылись в горах, уже расстреляли. Их предали горцы, которые хорошо знали тропы даже к самым укромным местам. Предатели, конечно, были не все. Были и русские, и украинцы, и выходцы из казачьих семей, которые служили преданно оккупантам. Например, через дом от нас жила семья. Дядю Ивана знали как человека работящего. Он тоже ушел на фронт, а при немцах оказался дома, и на его рукаве засверкала белая повязка с черными буквами «POLIZAY». Мы, дети, его боялись и старались не встречаться с ним. Помню в октябре месяце, он на повозке с двумя лошадьми объезжал дворы и собирал штыковые лопаты. «Зачем?» - спрашивали женщины одна у другой. Ответ пришел на следующий день. Мама пошла на базар и увидела машину, крытую брезентом (мы ее называли «Черный ворон»). В ней сидели женщины с детьми. Одна у самого борта женщина, молодая и красивая, кормила грудью младенца и плакала. Она обратилась к стоящим женщинам и сказала, что она еврейка, а папа у мальчика - русский, и его можно взять на воспитание, на это есть разрешение. Мамина подруга, не задумываясь, вышла из толпы и этого мальчика взяла. Люди знали, что ее муж и 17-летний сын погибли в самом начале войны. Машину с обреченными на смерть людьми угнали. Полицай дядя Ваня с лопатами проехал за ней в направлении заброшенного канала. Спаслась в тот жуткий день только девочка лет одиннадцати: её только ранили, и она вечером добралась до соседней ст. Попутной, где её спрятали жители. Но вскоре фашисты обнаружили эту девочку и убили…

Рядом с полицаем дядей Ваней жил приятный мужчина и его симпатичная жена. Имя-отчество не помню, но знаю, что он работал секретарем в сельсовете. При немцах был старостой станицы, но много помогал жителям. Он предупреждал, когда немцы будут ходить с облавой на партизан, когда будут забирать у жителей провизию, вывозить сено, отбирать живность и прочее. Мы тщательно к этим мероприятиям готовились.

Прошло около двух месяцев как мы находились в оккупации. В один из последних чисел октября наша буренка не пришла домой вместе со всем стадом. Мама послала меня пойти на противоположный берег реки поискать корову. Уже темнело и на улице было безлюдно. Вдруг на мосту появилась странная фигура уставшего человека, одежда которого была вся в клочьях. Меня охватило какое-то чувство тревоги, но сворачивать с моста было некуда, и я пошла вперед. Не доходя шагов десять, незнакомец приложил руку к губам, показывая тем самым, чтобы я не подавала голоса, и тихонько назвал мое имя. В этот момент я и узнала - папа! Он ушел на фронт молодым, красивым, статным, ему тогда было около 40 лет, спортсмен-борец, большой мастер кулачных боев. И увидеть своего отца в таком образе! Он обнял меня и, взявшись за руки, мы спустились с насыпи и прошли тропинкой по берегу протоки у конца нашего огорода - прошли в дом, минуя вход с улицы. Отец воевал на Украинском фронте, попал в окружение, выйти из которого было невозможно, и пришлось сдаться в плен.

Просидел он немногим больше месяца, но мысль о побеге не покидала его ни на минуту. Все охранниками были наши полицейские, ни в чем не уступавшие эсэсовцам. Повар тоже был из полицаев. Еду раздавали по очереди и отцу как-то не досталось. Повар решил эту проблему просто. На плите был разлит суп, и он рукой собрал все остатки и вылил в миску отца. За отказ принимать такую еду, повар расшиб черпаком голову отцу. Вскоре он бежал из плена. Осторожно, в обход всех немецких постов, больше трех месяцев ночами, ориентируясь по звездам, пробирался ближе к дому, к линии фронта. Питался в основном овощами, но и жители делились последним куском хлеба. Дома папу поселили на чердаке, и спускался он вниз только с наступлением темноты. С веранды на чердак у нас всегда стояла лестница, но теперь она была убрана в другое место. А мне было строго-настрого приказано хранить тайну о присутствии отца. Конечно, жилось нам очень тревожно.

В средине января сорок третьего года немцы начали в спешке отступать. Шерстили по домам, забирая все, что возможно, но мы все спрятали. Так как ранее были упреждены нашим старостой. Январь в 1943 года был лютый, температура воздуха опускалась до -230 С. Кроме немцев у нас были болгары, румыны. Немцы на машинах уехали первыми, а болгары и румыны были замыкающими и в основном на конных повозках. Ехали все, обмотанные полотенцами, одеялами. Наши войска буквально наступали на пятки отступающим и 23-24 января пришли наши. Радости не было конца! А папа тем временем, ночью, в средине января, ушел в сторону Невинномысска и присоединился к наступающим частями Красной Армии. А поскольку документы у него отсутствовали, то его, как и всех, кто был в плену, зачисляли сразу в штрафной батальон, который направлялся в самые горячие точки. Одной из таких точек был Ростов-на-Дону. Бои шли ожесточенные. Вскоре после успешных операций на ростовском направлении, отец был отправлен в город Поти. Там находился пункт переформирования новых штрафных батальонов. Некоторое время спустя, мы получили известия, что он находится в районах г. Новороссийска. Как штрафник отец с передовой не выходил в течение семи месяцев. В конце июля сорок третьего года его отозвали с передовой линии фронта, чтобы направить учиться в школу командного состава в городе Новосибирске. Но он решил, что пока станица, за которую отдано много сил, не будет освобождена от врагов, учиться он не поедет. Утром двадцать третьего июля начался ожесточенный бой и часов в 11 -12 снаряд попал в окоп. От разорвавшегося снаряда отец лишился обеих ног. Он умер, истекая кровью, и просил глоток воды, но ее не было. Похоронили его, завернув в палатку, на опушке леса на подступах к станице. Эти подробности нам рассказал сослуживец отца из нашей станицы, который был тяжело ранен, но остался жив. Посмертно отца наградили орденом Красного Знамени.

Война продолжалась, и мы с нетерпением ждали ее конца.

Я училась, а мама, как и все наши женщины, работала в совхозе. Было много тяжелого труда: вручную копали ямы для заготовки силоса, ногами утрамбовывали в ямах молодые початки кукурузы, пересыпанные солью, вручную косили траву, сушили, стоговали сено. Сил прибавляла уверенность в скорой победе нашей страны над фашисткой Германией и ее пособниками.

И вот пришла весна сорок пятого года. Был теплый весенний день. Мама рано ушла на базар и очень скоро вернулась вся в слезах и не успела войти во двор, как радостно сообщила нам о том, что война закончилась.

Школа для всех нас и наших родителей была единственным местом, где проходили всякие торжества. Мы все собрались в школьном зале. Везде стояли букеты цветов из тюльпанов, нарциссов, сирени. Преподаватель математики Георгий Иванович Калита, он же бессменный аккордеонист, без устали исполнял любимые фронтовые песни и все пели. Было празднично и торжественно. Директор школы выступил с радостным поздравлением, а Володя Иванисов, сын секретаря райкома партии, которого немцы, как и других руководителей района, расстреляли в горах в сорок втором году, рассказал, что происходило в те дни в политике.

Кем мы стали «дети войны»

Володя после окончания десятилетки поступил в Московский институт международных отношений, успешно его окончил и работал в советских посольствах в разных странах.

Его младший брат тоже окончил этот институт и знал несколько языков. Выпускник нашей школы Гарий Немчеко окончил Московский государственный университет им. М.В. Ломоносова, получил специальность журналиста, работал корреспондентом на Кубани, в Сибири - на ударной комсомольской стройке, работал корреспондентом на Кубани, в Сибири на стройке Западно-Сибирского металлургического комбината. Стал известным писателем. В своих произведениях он раскрыл богатый колорит кубанского казачества, его историю, быт, нравы. Особое внимание автор уделил послевоенному времени. Произведения написаны талантливо с большим юмором.

Его младший брат - известный хирург в городе Краснодаре. В нашей школе училась Нонна Мордюкова, выдающаяся советская актриса. В 24 года она была удостоена Государственной премии.

Был у нас в классе Слава Белоусов, особым прилежанием не отличался, но мастер на все руки. Только у него в школе были фотоаппарат и велосипед. Сконструировал он и радиоприемник, и мы иногда при закрытых окнах и потушенных огнях слушали «Голос Америки».

Наша одноклассница Люба Семечева окончила Московскую консерваторию и стала известной пианисткой, а Тамара Жукова, не обучаясь в художественной школе, была прекрасным портретистом. Другие ученики нашей школы стали военачальниками, капитанами дальних плаваний, педагогами…

Есть на улице Ленина уютный дом, на котором висит табличка «Дом образцового порядка». Здесь живет Валентина Жукова - замечательный человек, заботливая мама и бабушка, знаток природы, рыбалка ее захватывает своей романтической, спортивной, эстетической стороной, строитель по специальности и призванию, талантливый специалист по коммунальному хозяйству района, бессменный труженик благоустройства парковой зоны станицы, Почетный гражданин района.

Спасенный подругой моей мамы мальчик подрос, однажды эта женщина получила письмо из Ленинграда. Писал отец этого малыша, который приехал в нашу станицу и увез своего сына и мамину подругу в Ленинград. Мальчик вырос и говорят, что продолжил учиться в военном училище, а мамина подруга осталась его мамой.

Я после окончания школы поступила в Ростовский госуниверситет. Успешно окончила его, получила рекомендацию в аспирантуру и по распределению молодых специалистов была направлена во Владивосток, Дальневосточный филиал Сибирского отделения Академии наук СССР. Затем была переведена в Хабаровский комплексный научно-исследовательский институт водных и экологических проблем. Защитила кандидатскую, а затем докторскую диссертации.

В наши судьбы вложен огромный труд наших талантливых учителей. Все это стало возможным благодаря таланту наших учителей. Я еще не назвала Ивана Федоровича Садовенко: фронтовика, тяжело раненного и перенесшего несколько операций в труднейшие послевоенные годы, нашел силы самоотверженно трудиться на педагогическом поприще. Его супругу - Марию Ефимовну, которую мы запомнили красивой, статной, строгой и бесконечно доброй женщиной – преподавателем математики. Георгий Иванович Калита – мы могли приходить к нему домой по вечерам, и он тоже часами с нами занимался этим серьёзным предметом. Все это делалось по зову сердца и никаких дополнительных оплат. Замечательная кагорта «коренных» наших учителей, была дополнена преподавателями из блокадного Ленинграда. Было много внеклассных занятий. Наталья Ильинична Патрина - изящная, симпатичная преподаватель русского языка и литературы, организовала драматический кружок. На школьных вечерах и мероприятиях РДК ее постановки собирали много народа. Уже тогда выделялась своим талантом Ноябрина Мордюкова.

Помню, как к столетию станицы в 1957 в Отрадной был создан историко-археологический музей. В его создание много творческих сил вложил Петр Митрофанович Голушко. Здесь же выросла замечательная плеяда краеведов, а музей преобразовали в исследовательское учреждение по изучению сарматских народов, населявших этот богатейший край до пятого века, а также Ильичевского городища, которое получило статус памятника археологии федерального значения.

Вспоминая все это в нынешний столь важный исторический год, пусть и в малой степени, я отдаю тем самым дань уважения всем учителям отрадненской школы № 1, низко кланяюсь их памяти, а работающим ныне педагогам желаю больших успехов в их важнейшем труде. Ведь это и благодаря им кубанская станица Отрадная дает стране талантливый народ - тружеников полей, защитников Отечества, творческие личности».
Именно из таких воспоминаний и складывается истинная летопись истории района, которую мы с вами должны не только знать, но и, бережно сохранив, передать будущим поколениям.

Письмо от Валентины Ивановны Росликовой из г. Хабаровска тому подтверждение.

Шел 1941 год. Я окончила третий класс на Кубани, в ст. Отрадной, что расположена в юго-восточной части Краснодарского края. Неповторимую красоту этой станице придавали спокойные живописные пейзажи северного склона предгорий главного Кавказского хребта.

В то время центральная часть райцентра была электро- и радиофицирована, а жителям окраин всё также, по старинке, приходилось пользоваться керосиновыми лампами или стерженьками из ваты, помещенными в подсолнечное масло.

Мы всегда с нетерпением ждали каникул, потому что знали, что наш любимый учитель П.М. Голушко обязательно проведёт для нас интересные экскурсии по окрестностям станицы. Петр Митрофанович был большим знатоком природы и старался любовь к ней привить и нам, школьникам. Кроме того он интересовался живописью, музыкой, пчеловодством, ботаникой, селекцией, археологией, геологией, был общественным деятелем, строителем, проектировщиком. Его полутораэтажный дом, величественно возвышаясь на крутом уступе второй надпойменной террасы Урупа, отличался от наших обычных четырехстенных домишек.

Да и сад учителя был также необыкновенным. На одном дереве могли расти сливы и абрикосы, на втором - яблоки и груши, а бархатные розы разных цветов не могли не привлекать чужого взора. Вся изгородь представляла собой живой забор из густой колючей акации, верхушки которой ежегодно обрезались и оставлялись между деревьями. Поэтому преодолеть барьер с таким иглами даже самым отважным ребятам, любителям забраться в чужой сад, было невозможно. А вот своих учеников Петр Митрофанович всегда приглашал на чай с необыкновенно душистым медом с собственной пасеки. Я считала за счастье побывать в его необыкновенном доме, где мне всё казалось таким же необыкновенно интересным: веранда, с которой обозревались долина речного правобережья, крутые склоны предгорий и седая вершина Эльбруса; маленькая гостиная с её картинами предгорий. Здесь же величественно стоял бюст баснописца Крылова, автором которого был Петр Митрофанович. На этажерке - много книг и коллекция различных горных пород, среди которых - белая и черная слюда: мусковит и биотит. Помню, как во время экскурсий, в участках подмыва крутых берегов, мы собирали множество тончайших листочков этого минерала. В гостиной также были интересные поделки: в необычных по форме вазах из дерева - красивые букеты сухих цветов, кресло-качалка из лозы ивняка. Как могло это все это не казаться сказочным?

А вот в сорок первом году мы с Петром Митрофановичем только один раз сходили в горы. Стало как-то безрадостно. Учителя, наверное, знали о наступающих грозных событиях, но мы этого не понимали...

Вскоре дядя Петя, родственник из хут. Солдатская Балка, пригласил меня погостить у них, тем более что на хуторе было много моих сверстников, с которыми я дружила. И пока взрослые работали в колхозе, мы должны были покормить домашнюю живность, наносить воды из балки, полить огород, днем сбегать в катавалы (так мы называли предгорье) за земляникой, а вечером, когда подоят корову - просепарировать молоко. Нам в то время это казалось очень тяжёлым трудом, ведь надо было идти на край хутора, поскольку только одна-единственная хозяйка имела сепаратор.

Но самым неприятным из всех обязанностей всё же было готовить «лепешки» из коровьего навоза, которые после высыхания использовались как топливо.

Ветер войны достиг Кубани

Как обычно, уставшие за день, мы легли спать, как вдруг приехал дядя Петя. Он в приказном тоне велел супруге собрать ему вещи первой необходимости, потому что утром должен был быть в военкомате. Тетя заплакала, а мы не понимали: «Что случилось? Какая война? С кем?»

Рано утром все проснулись от конского топота. Наспех написанные плакаты всадники на лошадях расклеивали по всему хутору. Мы выскочили на улицу и вместе со взрослыми отправились к правлению колхоза, где уже собрался народ, чтобы проводить земляков на фронт. А затем мы долго стояли и смотрели вслед уехавшим.

Я помню, как меня одолевала непреодолимая тревога: что будет со мной? Как добраться до дома? И вот в полдень, после очередной дойки коров, тетя меня пристроила на подводу, которая отвозила молоко на хутор, а далее я добиралась проселочной дорогой. Иду одна и горько плачу, переживая, что больше никогда не увижу своих близких… Но когда я вошла в станицу и увидела, что дома всё в полном порядке и народ жив и здоров - радости не было предела.

Отец мой в то время работал главным зоотехником в совхозе «Урупский». Ещё до революции он лишился родителей и с 16 лет ушел сражаться за справедливую жизнь. Был в плену у Врангеля. Осенней ночью группа раздетых пленных красноармейцев, приговоренных к расстрелу, сумела спуститься по водосточной трубе с чердачного помещения. В стужу, через пески, по бездорожью голодные, плохо одетые, они преодолели двухнедельный путь до Царицына. Здесь их встречали С.М. Буденный и К.Е. Ворошилов.

Под командованием Буденного отец прошел всю Гражданскую войну, которая по по сути закончилась для него едва ли не в конце двадцатых годов. Затем он работал в органах Государственного политического управления, боролся с бандитскими группировками в горах Северного Кавказа. В начале тридцатых годов его откомандировали на Дальний Восток, где он занимался организацией колхозного строительства. И нет ничего удивительного, что, хотя на него была наложена броня, он не мог оставаться дома, когда его друзья ушли на фронт. Отец много раз обращался в военкомат с просьбой отправить его на фронт, и только в начале ноября 1941 года его просьбу удовлетворили. Он воевал и присылал письма - треугольники с подробными описаниями боев и советами, что я должна за лето прочесть и подготовиться к новому учебному году. А новости с фронта мы узнавали из репродуктора, который стоял в центре Отрадной. Знакомый голос Левитана слышен был очень далеко.

Так прошел год. Наступили каникулы, я попросилась в гости на хутор Солдатская Балка. Теперь мне разрешали ехать только с сопровождающими. В нашей станице был постоялый двор, где, бывало, останавливались жители из хуторов, которые приезжали по делам в районный центр. С ними можно было бы добраться до тети, но в последнее время приезжающих становилось всё меньше и меньше.

И вот в один из июльских дней я вошла во двор, то увидела множество воловьих упряжек. На каждой телеге сидели маленькие детки. Они были худенькие, бледные и уставшие. Пахло карболкой. Кроме пожилого мужчины, ответственного за караван, и еще одной женщины, никакого обслуживающего персонала не было. Оказалось, что это дети из Ленинграда. Их везли в дальние хутора. Я пристроилась к обозу, и мы тронулись в путь.

Дорога вовсе и не такая долгая, но быки явно не хотели идти и еле-еле переставляли ноги. К тому же и день выдался жарким с порывистым ветром, который то и дело срывал с детских головок панамки. Часто приходилось догонять их под порывами ветра. Если догнать не удавалось, то я рвала огромные листья лопухов и делала из них треугольные шляпы, скрепляя стебельками злаков. У родников мы останавливались, и я набирала воду в их бутылочки. К вечеру мы добрались до места назначения, где нас уже встречала группа женщин, которые были ответственные за размещение детей.

На хуторе вообще радио не было, и вся связь с миром происходила только через телефон, который был у председателя колхоза. Все новости узнавались в вечернее время, когда женщины собирались у сепаратора. В конце июля стало известно, что наши войска сдали Ростов-на-Дону. Когда я приехала домой, то не узнала нашей тихой улицы: во дворе дома и в конце огорода, который шел вниз к протоке, стояли зенитки, рядом лежали снаряды. Несмотря на всю тягостную картину, солдаты шутили и подбадривали нас, обещая вернуться в скором времени. Тем временем все административные органы станицы спешно сворачивали работу. Помещения освобождались, какие-то бумаги сжигались, мебель раздавалась сельчанам. Семьи сотрудников органов госбезопасности, прокуратуры, райисполкомов покидали дома и эвакуировались. Совхозных коров, овец угоняли в горы. Мимо нас стада шли несколько дней. Зрелище было тревожное.

К первым числам августа в станице все утихло. Две недели мы жили без власти. Наши ушли, а немцы не пришли. Тишина стояла зловещая. Даже собаки не лаяли. Все прислушивались к малейшему шороху. По улицам никто не ходил. Дети сидели у себя дома, а с соседями общались только по огородам. И только в полдень 14 августа станица наполнилась звуками ревущих автомоторов.

На нашей улице появилась первая машина, и так как наш дом крайний (ул. Мостовая) и дальше идет дорога в предгорье, то она остановилась. Вышли два немецких офицера, и один на чистом русском языке без акцента попросил маму подойти поближе. Он расстелил на капоте машины карту нашей местности и попросил показать дорогу на Невинномысск. При этом он спросил о возможности проехать на этом автомобиле в горы. В этот момент взор офицера привлек мой двоюродный брат, ему было тогда около четырёх лет. Офицер подошел к нему и, улыбаясь, спросил: «А где твой папа?» И тот, не задумываясь, ответил: «Папа бьет немцев!» Мы онемели, но офицер явно был дружественно настроен и ответил, что скоро догонит его, и папа будет дома. Затем немец попросил напиться воды. Воду принесли в ведре – так приносят из колодца. Офицер попросил нас напиться, а потом выпил сам с сослуживцем, и затем уехали.

Через несколько дней станицу заполонили немецкие солдаты. Они расположились в нашей школе. На первом этаже была конюшня, а на втором - солдаты. При оккупации в школу дети не ходили. Все жители вели себя очень настороженно, тем более, что пошли слухи о том, что ответственных работников района, которые скрылись в горах, уже расстреляли. Их предали горцы, которые хорошо знали тропы даже к самым укромным местам. Предатели, конечно, были не все. Были и русские, и украинцы, и выходцы из казачьих семей, которые служили преданно оккупантам. Например, через дом от нас жила семья. Дядю Ивана знали как человека работящего. Он тоже ушел на фронт, а при немцах оказался дома, и на его рукаве засверкала белая повязка с черными буквами «POLIZAY». Мы, дети, его боялись и старались не встречаться с ним. Помню в октябре месяце, он на повозке с двумя лошадьми объезжал дворы и собирал штыковые лопаты. «Зачем?» - спрашивали женщины одна у другой. Ответ пришел на следующий день. Мама пошла на базар и увидела машину, крытую брезентом (мы ее называли «Черный ворон»). В ней сидели женщины с детьми. Одна у самого борта женщина, молодая и красивая, кормила грудью младенца и плакала. Она обратилась к стоящим женщинам и сказала, что она еврейка, а папа у мальчика - русский, и его можно взять на воспитание, на это есть разрешение. Мамина подруга, не задумываясь, вышла из толпы и этого мальчика взяла. Люди знали, что ее муж и 17-летний сын погибли в самом начале войны. Машину с обреченными на смерть людьми угнали. Полицай дядя Ваня с лопатами проехал за ней в направлении заброшенного канала. Спаслась в тот жуткий день только девочка лет одиннадцати: её только ранили, и она вечером добралась до соседней ст. Попутной, где её спрятали жители. Но вскоре фашисты обнаружили эту девочку и убили…

Рядом с полицаем дядей Ваней жил приятный мужчина и его симпатичная жена. Имя-отчество не помню, но знаю, что он работал секретарем в сельсовете. При немцах был старостой станицы, но много помогал жителям. Он предупреждал, когда немцы будут ходить с облавой на партизан, когда будут забирать у жителей провизию, вывозить сено, отбирать живность и прочее. Мы тщательно к этим мероприятиям готовились.

Прошло около двух месяцев как мы находились в оккупации. В один из последних чисел октября наша буренка не пришла домой вместе со всем стадом. Мама послала меня пойти на противоположный берег реки поискать корову. Уже темнело и на улице было безлюдно. Вдруг на мосту появилась странная фигура уставшего человека, одежда которого была вся в клочьях. Меня охватило какое-то чувство тревоги, но сворачивать с моста было некуда, и я пошла вперед. Не доходя шагов десять, незнакомец приложил руку к губам, показывая тем самым, чтобы я не подавала голоса, и тихонько назвал мое имя. В этот момент я и узнала - папа! Он ушел на фронт молодым, красивым, статным, ему тогда было около 40 лет, спортсмен-борец, большой мастер кулачных боев. И увидеть своего отца в таком образе! Он обнял меня и, взявшись за руки, мы спустились с насыпи и прошли тропинкой по берегу протоки у конца нашего огорода - прошли в дом, минуя вход с улицы. Отец воевал на Украинском фронте, попал в окружение, выйти из которого было невозможно, и пришлось сдаться в плен.

Просидел он немногим больше месяца, но мысль о побеге не покидала его ни на минуту. Все охранниками были наши полицейские, ни в чем не уступавшие эсэсовцам. Повар тоже был из полицаев. Еду раздавали по очереди и отцу как-то не досталось. Повар решил эту проблему просто. На плите был разлит суп, и он рукой собрал все остатки и вылил в миску отца. За отказ принимать такую еду, повар расшиб черпаком голову отцу. Вскоре он бежал из плена. Осторожно, в обход всех немецких постов, больше трех месяцев ночами, ориентируясь по звездам, пробирался ближе к дому, к линии фронта. Питался в основном овощами, но и жители делились последним куском хлеба. Дома папу поселили на чердаке, и спускался он вниз только с наступлением темноты. С веранды на чердак у нас всегда стояла лестница, но теперь она была убрана в другое место. А мне было строго-настрого приказано хранить тайну о присутствии отца. Конечно, жилось нам очень тревожно.

В средине января сорок третьего года немцы начали в спешке отступать. Шерстили по домам, забирая все, что возможно, но мы все спрятали. Так как ранее были упреждены нашим старостой. Январь в 1943 года был лютый, температура воздуха опускалась до -230 С. Кроме немцев у нас были болгары, румыны. Немцы на машинах уехали первыми, а болгары и румыны были замыкающими и в основном на конных повозках. Ехали все, обмотанные полотенцами, одеялами. Наши войска буквально наступали на пятки отступающим и 23-24 января пришли наши. Радости не было конца! А папа тем временем, ночью, в средине января, ушел в сторону Невинномысска и присоединился к наступающим частями Красной Армии. А поскольку документы у него отсутствовали, то его, как и всех, кто был в плену, зачисляли сразу в штрафной батальон, который направлялся в самые горячие точки. Одной из таких точек был Ростов-на-Дону. Бои шли ожесточенные. Вскоре после успешных операций на ростовском направлении, отец был отправлен в город Поти. Там находился пункт переформирования новых штрафных батальонов. Некоторое время спустя, мы получили известия, что он находится в районах г. Новороссийска. Как штрафник отец с передовой не выходил в течение семи месяцев. В конце июля сорок третьего года его отозвали с передовой линии фронта, чтобы направить учиться в школу командного состава в городе Новосибирске. Но он решил, что пока станица, за которую отдано много сил, не будет освобождена от врагов, учиться он не поедет. Утром двадцать третьего июля начался ожесточенный бой и часов в 11 -12 снаряд попал в окоп. От разорвавшегося снаряда отец лишился обеих ног. Он умер, истекая кровью, и просил глоток воды, но ее не было. Похоронили его, завернув в палатку, на опушке леса на подступах к станице. Эти подробности нам рассказал сослуживец отца из нашей станицы, который был тяжело ранен, но остался жив. Посмертно отца наградили орденом Красного Знамени.

Война продолжалась, и мы с нетерпением ждали ее конца.

Я училась, а мама, как и все наши женщины, работала в совхозе. Было много тяжелого труда: вручную копали ямы для заготовки силоса, ногами утрамбовывали в ямах молодые початки кукурузы, пересыпанные солью, вручную косили траву, сушили, стоговали сено. Сил прибавляла уверенность в скорой победе нашей страны над фашисткой Германией и ее пособниками.

И вот пришла весна сорок пятого года. Был теплый весенний день. Мама рано ушла на базар и очень скоро вернулась вся в слезах и не успела войти во двор, как радостно сообщила нам о том, что война закончилась.

Школа для всех нас и наших родителей была единственным местом, где проходили всякие торжества. Мы все собрались в школьном зале. Везде стояли букеты цветов из тюльпанов, нарциссов, сирени. Преподаватель математики Георгий Иванович Калита, он же бессменный аккордеонист, без устали исполнял любимые фронтовые песни и все пели. Было празднично и торжественно. Директор школы выступил с радостным поздравлением, а Володя Иванисов, сын секретаря райкома партии, которого немцы, как и других руководителей района, расстреляли в горах в сорок втором году, рассказал, что происходило в те дни в политике.

Кем мы стали «дети войны»

Володя после окончания десятилетки поступил в Московский институт международных отношений, успешно его окончил и работал в советских посольствах в разных странах.

Его младший брат тоже окончил этот институт и знал несколько языков. Выпускник нашей школы Гарий Немчеко окончил Московский государственный университет им. М.В. Ломоносова, получил специальность журналиста, работал корреспондентом на Кубани, в Сибири - на ударной комсомольской стройке, работал корреспондентом на Кубани, в Сибири на стройке Западно-Сибирского металлургического комбината. Стал известным писателем. В своих произведениях он раскрыл богатый колорит кубанского казачества, его историю, быт, нравы. Особое внимание автор уделил послевоенному времени. Произведения написаны талантливо с большим юмором.

Его младший брат - известный хирург в городе Краснодаре. В нашей школе училась Нонна Мордюкова, выдающаяся советская актриса. В 24 года она была удостоена Государственной премии.

Был у нас в классе Слава Белоусов, особым прилежанием не отличался, но мастер на все руки. Только у него в школе были фотоаппарат и велосипед. Сконструировал он и радиоприемник, и мы иногда при закрытых окнах и потушенных огнях слушали «Голос Америки».

Наша одноклассница Люба Семечева окончила Московскую консерваторию и стала известной пианисткой, а Тамара Жукова, не обучаясь в художественной школе, была прекрасным портретистом. Другие ученики нашей школы стали военачальниками, капитанами дальних плаваний, педагогами…

Есть на улице Ленина уютный дом, на котором висит табличка «Дом образцового порядка». Здесь живет Валентина Жукова - замечательный человек, заботливая мама и бабушка, знаток природы, рыбалка ее захватывает своей романтической, спортивной, эстетической стороной, строитель по специальности и призванию, талантливый специалист по коммунальному хозяйству района, бессменный труженик благоустройства парковой зоны станицы, Почетный гражданин района.

Спасенный подругой моей мамы мальчик подрос, однажды эта женщина получила письмо из Ленинграда. Писал отец этого малыша, который приехал в нашу станицу и увез своего сына и мамину подругу в Ленинград. Мальчик вырос и говорят, что продолжил учиться в военном училище, а мамина подруга осталась его мамой.

Я после окончания школы поступила в Ростовский госуниверситет. Успешно окончила его, получила рекомендацию в аспирантуру и по распределению молодых специалистов была направлена во Владивосток, Дальневосточный филиал Сибирского отделения Академии наук СССР. Затем была переведена в Хабаровский комплексный научно-исследовательский институт водных и экологических проблем. Защитила кандидатскую, а затем докторскую диссертации.

В наши судьбы вложен огромный труд наших талантливых учителей. Все это стало возможным благодаря таланту наших учителей. Я еще не назвала Ивана Федоровича Садовенко: фронтовика, тяжело раненного и перенесшего несколько операций в труднейшие послевоенные годы, нашел силы самоотверженно трудиться на педагогическом поприще. Его супругу - Марию Ефимовну, которую мы запомнили красивой, статной, строгой и бесконечно доброй женщиной – преподавателем математики. Георгий Иванович Калита – мы могли приходить к нему домой по вечерам, и он тоже часами с нами занимался этим серьёзным предметом. Все это делалось по зову сердца и никаких дополнительных оплат. Замечательная кагорта «коренных» наших учителей, была дополнена преподавателями из блокадного Ленинграда. Было много внеклассных занятий. Наталья Ильинична Патрина - изящная, симпатичная преподаватель русского языка и литературы, организовала драматический кружок. На школьных вечерах и мероприятиях РДК ее постановки собирали много народа. Уже тогда выделялась своим талантом Ноябрина Мордюкова.

Помню, как к столетию станицы в 1957 в Отрадной был создан историко-археологический музей. В его создание много творческих сил вложил Петр Митрофанович Голушко. Здесь же выросла замечательная плеяда краеведов, а музей преобразовали в исследовательское учреждение по изучению сарматских народов, населявших этот богатейший край до пятого века, а также Ильичевского городища, которое получило статус памятника археологии федерального значения.

Вспоминая все это в нынешний столь важный исторический год, пусть и в малой степени, я отдаю тем самым дань уважения всем учителям отрадненской школы № 1, низко кланяюсь их памяти, а работающим ныне педагогам желаю больших успехов в их важнейшем труде. Ведь это и благодаря им кубанская станица Отрадная дает стране талантливый народ - тружеников полей, защитников Отечества, творческие личности».
Рубрика: Общество